– Как это ничего? Я согласна на новую спину! Новую руку! Дай мне ступню. Дай большой палец. Я возьму что угодно.
Большой овал Сфинксова лица повернулся туда-сюда – он величественно помотал головой:
– С тобой все в порядке. Физически ты в прекрасной форме. Может, еще лет десять будешь размахивать кулаками, если тебе этого хочется. А теперь прошу меня извинить. Мне надо проверить, как дела у вашего капитана.
Амазонка опустила голову. Она не могла вспомнить, когда чувствовала себя более подавленной.
– Выше нос, Ирен. Тебе еще предстоит сыграть свою роль, и это будет интересным испытанием для тебя. Действовать придется не кулаками, а сердцем.
Волета обнаружила Ирен сидящей на краю кровати, уткнув локти в колени и обратив лицо к ковру. Амазонка выглядела неподвижной и задумчивой, как статуя в парке.
– Ты проснулась. Мистер Уинтерс уже на ногах. Байрон говорит – капитан возвращается домой. Все будет отлично. – Когда Ирен не подняла головы и никоим образом не показала, что слышит чудесные новости, веселость Волеты сменилась тревогой. – С тобой все в порядке?
– Ты знаешь, что такое климактерий?
Волета пересекла комнату на цыпочках, словно могла таким образом смягчить деликатный момент.
– Знаю.
– А я не знала, – тихо проговорила Ирен. Она подняла взгляд, и ее лицо словно окаменело. – У меня никого не будет. Я останусь одна.
– О нет, Ирен. Пожалуйста, не говорит так. Бедняжка… – Волета обняла плечи амазонки, похожие на гору. – Я тебя люблю. Капитан тебя любит; Уинтерс тебя любит, и ты знаешь, как сильно Адам тебя обожал. Он следовал за тобою повсюду, как верный пес. Уверена, он ужасно по тебе скучает. Но я обещаю, что никогда тебя не брошу. Мы с тобой просто неразлейвода.
Амазонка вздохнула так глубоко, что Волета пошатнулась.
– Я тоже тебя люблю, – выдохнула Ирен.
Глава двадцать третья
Миф – это история о том, чего мы не понимаем в самих себе.
Миф о Сфинксе: исторический анализ, Сааведра
С этим ничего нельзя было поделать. Воссоединение обещало быть неловким. Во-первых, событие должно было состояться в розовом каньоне, посреди вызывающих агорафобию просторов с их гипнотизирующими повторениями, что никак не назовешь уютным или удобным местом. Во-вторых, Байрон и команда на несколько минут опередили капитана. Они в тревоге топтались перед дверью, за которой пока еще не было коридора.
Они всей командой ни разу не обсуждали капитанские привычки, не поднимали вопрос, в состоянии ли он руководить, и теперь казалось, что этого уже и не случится, если только он сам не нарушит неловкого молчания. Они, конечно, на это и рассчитывали, но все зависело от того, какая версия их старого знакомого вернулась из недр библиотеки Сфинкса.
Состояние капитана было не единственным поводом для беспокойства. Эдит подташнивало при мысли о необходимости объяснять, куда подевался Адам. Что уж говорить о том, что Сфинкс спас жизнь Красной Руки… И еще была ее чудовищная конечность, которая уже порвала одну рубашку и раздолбала два дверных проема. Эдит опасалась, что двери лифта откроются и Том завопит, увидев ее.
Впрочем, она знала, что этого не случится. Пусть старпом и боялась неизбежных разговоров, она с нетерпением ждала встречи с ним. Сбитый с толку или нет, он всегда был на ее стороне.
К тому времени как раздался звонок, возвещающий о прибытии лифта, и двери разъехались в стороны, они все сгрудились в проеме, будто стайка сов.
К их облегчению капитан улыбался и вел себя убедительно, обнял каждого по очереди, даже скандализированного оленя, которого тряхнул, взяв за плечи:
– Спасибо за шоколад!
Он был похож на потерпевшего кораблекрушение: брюки изодраны в клочья, сюртук превратился в лохмотья, подбородок и щеки покрыты дюймовой щетиной. Он казался худым, изможденным, но был в приподнятом настроении, а его ясные глаза сияли.
Они не выразили и половину радости, прежде чем он спросил, где Адам. Его потрясение от ответа смягчили заверения Волеты в том, что Адам сию минуту натуральным образом морочит голову облачным людям. Когда Сенлин поднял вопрос о спасении, Эдит покачала головой и, запинаясь, ответила отказом. Он сразу же отбросил эту идею, сказав, что уверен: в этой истории есть что-то еще и позже будет достаточно времени для более подробного рассказа. Пока же он просто рад их видеть и знать, что Адам в безопасности – по крайней мере, по мнению сестры.
Сенлин, конечно, сразу заприметил новую руку Эдит, но он видел по осанке, по тому, как она держала ее немного в стороне, что ей эта конечность не нравится, и поэтому лишь мимоходом сказал, как приятно снова видеть ее целой. Потом прибавил, что она выглядит очень хорошо.
Пока подъемный коридор возвращал их в апартаменты, Волета похвасталась, что играла со Сфинксом по ночам. Это удивило Сенлина, но никого другого новость, похоже, не встревожила.
Сенлину пришло в голову, что последние десять дней изменили не только его – для команды опыт был не менее захватывающим и напряженным. Сколь многое поменялось менее чем за две недели! Как знать, что сделает с двумя людьми разлука длиною в год…
Случившееся нужно было осмыслить, но его согревало тепло их дружбы, по которой, как снова и снова говорил Сенлин, он больше всего скучал на протяжении дней в библиотеке.
За чаем в гостиной он немного поведал о своем приключении: о мертвом рыцаре, попавшем в ужасную ловушку, о нестабильном книжном туннеле и ужасных галетах. Волета поднесла ему тарелку холодной курятины, и он заявил, что в жизни не пробовал птицы вкуснее. Она угостила библиотекаря кусочком баранины и, не умолкая, всем рассказывала, как мило выглядит кот, поглощающий мясо.
– Я не тот, кем был, – внезапно сказал Сенлин, как будто страшась откладывать признание. Сидящие за столом друзья уставились на него с нетерпением. Итак, настал черед извинений – и, зная Сенлина, они должны быть долгими, окольными и неясными. Команда приготовилась к речи. – Я пытался быть прежним, живя по-новому, с вами. Я пытался быть тут и там, сейчас и тогда, директором и капитаном. Боюсь, я потерпел поражение на всех фронтах. Мне жаль, что я был таким… самонадеянно нечестным. Надеюсь, вы сможете меня простить. Я был бы очень признателен за еще один шанс, чтобы добиться вашего доверия, вашей веры в меня. Вы все – дорогие, очень дорогие мне друзья.
Он посмотрел каждому в глаза, задержал взгляд на секунду и, не найдя других слов, схватил куриную ногу и впился в нее, как лошадь в удила.
Волету и Эдит относительная краткость речи застала врасплох, но не Ирен. Она в точности знала, что имеет в виду капитан.
– За жизнь по-новому, – провозгласила она, подняв чашку.
Сенлин отложил куриную ножку, чтобы ответить на тост, и Эдит, Волета и Байрон один за другим последовали его примеру – пока все не преисполнились уверенности в том, что этот момент оставил след в их памяти, как печать на воске.
