Он насчитал тридцать ходов. Они выглядели немного измученными: у некоторых одеяния были опалены, видимо от устроенного Волетой взрыва, и все запыхались от бега. Кое-кто едва держался на ногах, надышавшись дымом. Они опирались на мечи, воткнутые в песок, и шумно, хрипло дышали. И все-таки их было много.
– Кажется, они хотят атаковать корабль, – прошептал Сенлин через плечо Эдит. – Им придется. Никакого укрытия тут нет. Когда они начнут, мы последуем за ними и уберем одного за другим. Если кто-то бросит оружие, хватай его. Как только они начнут стрелять в «Облако», мы начнем стрелять по ним.
– Двое против тридцати – ужасный расклад.
– Нет, неверно: двое против тридцати спин.
– Как благородно! – Эдит поправила движитель на груди, изображая, что отдает честь.
– Посмотри на этот пляж. Посмотри на погубленные корабли и взгляни на ходов, которые так хорошо организованы и готовы ограбить и убить нас. Подозреваю, они годами преследовали потерпевших кораблекрушение, – сказал Сенлин и застегнул сюртук на все пуговицы, чтобы воротник не болтался.
– О, спасибо, ты успокоил мою совесть.
– Не за что. – Он положил руку ей на плечо, не давая сразу же выйти из укрытия. – Постой, Эдит. Я хочу кое-что сказать.
– Только не надо изливать душу, Том. Последнее, что нам сейчас нужно, – это покой на душе. Легкое беспокойство подстегивает отвагу.
– Возможно, и все-таки я должен сказать. Я никогда не говорил, как сожалею, что не сказал тебе о своей болезни. Это было неправильно с моей стороны, и я плохо себя повел, когда ты указала на мою ошибку. Прости. Ты вела себя с безграничным терпением и в целом замечательно.
Эдит подумала, что раньше ее никогда не называли терпеливой, а замечательной и подавно. Она посмотрела на Сенлина, который лучился искренностью и признательностью, и невольно улыбнулась:
– Если я прощу тебя, ты выбежишь туда и получишь пулю?
– Если тебя тревожит мой чрезмерный душевный покой, поверь, до него еще очень далеко.
Это был не первый раз, когда взвод атаковал судно, терпящее бедствие. Заброшенный порт привлекал скудный, но постоянный приток отчаянных воздухоплавателей, которые прибывали в клубах угольного дыма и с заплатками на оболочках, выбирая пустынные Сады, а не Долину, где их бы осадили пилигримы и туристы. Ходы научились выжидать, пока бдительность севших на мель воздухоплавателей ослабнет. Они также знали, что долгая осада – это пустая трата ценных пуль и пороха. Лучше броситься в бой сразу, воспользовавшись эффектом неожиданности.
Сегодня полк был без своего обычного командира, который взял другой взвод и преследовал злодеев, взорвавших бомбу в их доме. К счастью, это не та работа, которая требовала большого контроля. И корабль выглядел так, словно собирался вот-вот выйти из порта, что Марат строго-настрого запретил. Коротко посоветовавшись друг с другом, они решили, что нападут на судно, не дав ему удрать.
Взвод дисциплинированным шагом вошел под своды туннеля, хотя солдаты, которые слишком наглотались дыма, выбивались из строя. Впрочем, это было не важно. Они были у себя дома и отлично знали эти места. Они регулярно проводили учения в тени колоссов, хотя ни один ход не чувствовал никакого почтения к гигантам старой аристократии, а свое презрение они выражали, используя величественные головы в качестве мишеней для стрельбы. Пули их винтовок оставили выбоины на множестве подбородков и затупили немало носов.
Понимая, что команда корабля заметит их в ближайшее время, они не пытались скрываться. Ходы по опыту знали, как важно лишить врага присутствия духа, потому они подняли устрашающий крик.
Их рев возымел непреднамеренный эффект: он замаскировал сдавленный крик менее удачливого солдата, когда долговязый пират в треуголке стукнул его по голове сзади. Ходы начали стрелять, когда до корабля оставалось еще двести ярдов, и не заметили, как еще двое из них рухнули, став жертвами выстрелов в спину.
В целом ходы весьма воодушевились, идя в атаку. Корабль выглядел так, словно его сколотили и склеили из чего попало. Со стороны полуразрушенного форштевня не было пушки. Команда не собралась в тени корабля, чтобы дать отпор, не считая одинокой фигуры, которая, казалось, в одиночку пыталась вытолкнуть судно из устья порта. Когда они открыли огонь, одинокий воздухоплаватель рухнул ничком, закрывая руками голову. Боевой клич ходов превратился в радостный вопль.
Они были немного разочарованы, когда два члена экипажа на борту корабля принялись стрелять в них из пистолетов с притупленного носа. Товарищи, которые счастливо бежали трусцой минуту назад, упали на песок, хватаясь за окровавленные руки и ноги. Передние ряды атакующих рассыпались. Но ходы знали, что эти потери преодолимы. Они открыли ответный огонь, хотя стрельба звучала скромнее, чем раньше.
Один ход в переднем ряду оглянулся, чтобы посмотреть, может ли его заменить кто-то с заряженной винтовкой, но вместо помощи получил пулю в голову. Товарищи увидели всплеск крови и падение и отчетливо поняли, что в него стреляли сзади. Это вызывало тревогу, но иногда в тумане войны друг стреляет в друга. Возможно, они бы уделили ошибке больше внимания, не окажись всего в пятидесяти ярдах от болтающейся добычи, откуда снова стреляли. Еще четверо ходов упали.
И, будучи военным подразделением, они ощутили, что их ряды сокращаются. Неразумно посреди атаки останавливаться и считать, сколько человек осталось на твоей стороне, и все же краем глаза они замечали, что соратников как-то маловато. Однако они теперь были в тени оболочки корабля, а до болтающейся веревочной лестницы осталось двадцать шагов, и там уж можно будет всей командой забраться на борт судна.
Так как теперь их было меньше и они вели себя осмотрительнее, крики превратились в пыхтение, похожее на дыхание загнанной до полусмерти лошади. Среди этого они слышали неприятные возгласы боли, хотя никто не стрелял. Затем стрельба возобновилась, снова сзади, и каждый выстрел неизменно поражал друга, а не врага. Туман войны, казалось, превратился в суп.
Взвод наконец остановился перед лестницей и повернулся, чтобы посмотреть, сколько их осталось, чтобы заявить о триумфе. Затаив дыхание, взвод с болью обнаружил, что его численность сократилась до одного.
Оставшийся ход с недоумением уставился на коридор мрачных королей с изувеченными лицами. Его собратья усеивали пол – кто-то корчился, кто-то лежал без движения. Ужасное зрелище, но еще хуже были две фигуры, стоявшие перед ним с пистолетами, нацеленными в голову.
Теперь, когда стрельба прекратилась, Ирен поднялась и подкралась к последнему ходу, который стоял вытаращив глаза. Она ударила его по голове кулаком. Он упал как подкошенный и ударился виском.
– Ирен! Волета на борту? – спросил Сенлин, убирая меч трясущейся от усталости рукой.
– Так точно.
– Корабль готов к полету?
– Так точно.
– Тогда ты прекрасно справилась со своими обязанностями, и я благодарю тебя.
