«Мистера Уинтерса», похоже, ничуть не встревожило то, что от ходячего локомотива начала исходить звонкая, веселая музыка, а вот Адаму происходящее показалось немного зловещим. Фердинанд стоял достаточно далеко, в конце коридора, и, хотя его огромное лицо-диск было обращено в их сторону, автомат никак не продемонстрировал, что заметил беглецов.
Адам бросил взгляд на стену «каньона», обклеенную ободранными розовыми обоями, на белые двери, многочисленные, как ячейки в шкафу для какой-нибудь коллекции. Он попытался представить себе, каким выглядел дом Сфинкса, когда был новым, полным жизни и благородных гостей, которые пытались впечатлить хозяина. В нынешней потертой обстановке вообразить такое было непросто.
Прежде чем нырнуть под ковер, который утыкался в порог их апартаментов, старпом посмотрела на него, прижавшись к косяку. Она перевела дух и с головой ушла под пыльную ткань, лысую, как локоть гончей.
Выпуклость под ковром удалялась по коридору. Что ж, ничего не поделаешь – надо идти следом! Адам опустился на живот и влез под складку, которую Эдит оставила позади.
Понадобилась всего секунда, чтобы он дезориентировался в духоте. Он попытался не отставать от каблуков Эдит, но тут же потерял их из вида и совершил ужасную ошибку – открыл единственный глаз. Вековая пыль и песок, потревоженные движением, ослепили его. Плетение ковра над головой, грубое, как бычий язык, царапало кожу и цепляло волосы. Ковер вонял от нечистот: пятна, гниль, паразиты… Они как будто забрались в древнюю нору, облюбованную поколениями барсуков и лисиц. Он всей душой пожелал отступить, но зловонный туннель позади уже обрушился. Нет, это не логово зверя; это самая настоящая могила.
Адам спросил себя, с чего вдруг Эдит постукивает по полу. Пытается привлечь его внимание? Ну и как он должен ответить, не подавившись пылью? И не она ли предупреждала о том, что у Фердинанда отличный слух? Без сомнения, легкого стука было бы достаточно, и незачем ей так тарабанить. Но все же ритм нарастал, делался настойчивей, как будто буровая установка вгрызалась в землю.
Он наконец-то понял: Эдит не подавала знаков. Это Фердинанд бежал по коридору.
Заметили их или нет, не имело значения. Великан приближался, и надо было убираться из-под ног.
Эдит отбросила ковер, и тот всем весом упал на Адама, мешая удрать. Увидев, что времени на его освобождение не осталось, она выпрямилась и взмахнула рукой, словно стрелочник.
– Стой! Не бегай по коридору!
Ходячий локомотив несся на них, словно бык, и Эдит задалась вопросом, сможет ли он вовремя остановиться, даже если захочет. Тучи пыли взметнулись под аккомпанемент восторженного визга суставов. Ковры свернулись, как стружка от точилки для карандашей. Зажмурившись так крепко, что в голове вспыхнул фейерверк, Эдит бросилась ничком на Адама и стала ждать конца.
Он все не наступал.
Среди внезапной тишины раздалась громкая мелодия музыкальной шкатулки.
Подняв лицо от плеча Адама, Эдит обнаружила нависшую над ними луноподобную физиономию гиганта. Из похожей на бадью груди раздавалась звонкая и быстрая детская мелодия. Фердинанд присел, оказавшись с нею вровень, и свечение его лица достаточно побледнело, чтобы она смогла увидеть за линзой механизм – верчение и кручение деталей, из которых состоял разум великана. Зрелище было тревожным и захватывающим.
Потихоньку вернув себе достоинство, они с Адамом поднялись под пристальным взглядом стража.
– Спасибо, Фердинанд, – сказала Эдит. – Теперь, пожалуйста, отойди. Не надо так к нам прижиматься.
Движитель сделал неуверенный шаг назад – его конечности, по-видимому, не были приспособлены для движения наоборот. Он уперся рукой в стену, чтобы не упасть, и из-под розовых обоев посыпалась штукатурка.
– Он тебя послушался, – пробормотал Адам, чье лицо от пыли сделалось бледным. – Почему он тебя послушался?
Эдит пригладила взъерошенные темные волосы:
– Понятия не имею. Может, он слушается любого, кто на него рычит.
– Ладно. Я попробую. – Адам вскинул подбородок навстречу грозной железной фигуре. – Фердинанд, выключи музыку!
Лицо Фердинанда засветилось чуть ярче, но больше ничего не произошло.
Адам кивнул Эдит, предлагая ей попытаться. Она повторила приказ, и ходячий локомотив, открыв ящичек в груди, отделил цилиндр от проигрывателя.
– В чем же дело? – спросил Адам.
– Может, в том, что я на службе у Сфинкса. Фердинанд думает, я его начальница.
– Я думал, теперь мы все служим Сфинксу.
– Это верно, но я блюстительница.
– Чего?..
Эдит быстро объяснила роль блюстителей в обеспечении мира – они были кем-то вроде правоохранителей, представляющих интересы Сфинкса, как правило благожелательные, как и сами блюстители. Как правило.
– Значит, ты кто-то вроде констебля?
– Не думаю, что моя должность так значима. Я скорее наемный головорез.
– Ни разу в жизни не встречал блюстителя.
– Неудивительно. Блюстители на самом деле чаще всего имеют дело с власть имущими, с элитой. Сфинксу наплевать на портовых рабочих и пиратов.
– Я не обиделся, – сказал Адам с печальным смешком.
– Я и не собиралась тебя обижать. Я и сама была пираткой.
– Не «была», – уточнил юноша. – Ты и есть пиратка.
– Ну, пока Сфинкс не решит иначе. В этом все дело, Адам. От этого я и пытаюсь тебя защитить. У меня нет никакой власти над тем, что будет дальше. Он может отправить меня работать в любой порт, в любой суд, на любую должность.
– Ты хочешь сказать, что можешь уйти? А как же Волета? А что насчет капитана? Ты можешь представить себе, как они будут жить без тебя? Ты как штурвал корабля! Ты не можешь уйти.
В его голосе слышалось возмущение, и Эдит это польстило – она улыбнулась.
– Я обещала присматривать за командой и слово сдержу. Надеюсь, это значит, что Волета останется со мной. Но есть вещи, которые мне не подвластны, Адам, и может настать день, когда вам всем будет безопаснее оказаться как можно дальше от меня.
Заиграл меланхолический ноктюрн. Они взглянули на колосса. Фердинанд все еще держал руку в груди, над вращающимся цилиндром. Кто бы мог подумать, что локомотив способен выглядеть пристыженным, но у Фердинанда неплохо получалось.
– Надо идти, пока никто не вызвал коридор на другой этаж, – сказала Эдит и провела Адама к лежащему неподалеку ковру, украшенному синим медальоном.
Повернувшись к Фердинанду, который пошел следом, она проговорила:
– Спасибо, что проводил нас. Пожалуйста, не считай себя обязанным остаться.
Когда Фердинанд не двинулся с места, она прогнала его взмахами руки. Гигант неуклюже повернулся – в узком коридоре ему было тесно – и побрел прочь, а музыка продолжала плакать у него в груди.
