Книга Приговорен к расстрелу, страница 9. Автор книги Петр Патрушев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Приговорен к расстрелу»

Cтраница 9

Приближалось мое девятнадцатилетние — возраст призыва в армию. Можно было попытаться поступить в университет для того, чтобы получить отсрочку от призыва. Но я жил по-детски беззаботно, упиваясь своим любимым чтением и дискуссиями. Меня сносило в сторону конфликта, который должен был изменить всю жизнь.

Я не хотел идти в армию, уже прочел к тому времени пацифистские писания Толстого, и все мое сопротивление власти сосредоточилось на вопросах войны, воинской обязанности и антимилитаризма. Патриотические фразы, разговоры о мире, обещание рая на земле — все это, как мне казалось тогда, перечеркивалось тем фактом, что человечество вооружало себя смертельными средствами уничтожения и периодически использовало их для того, чтобы калечить, убивать, разрушать саму основу своего собственного существования.

Война была реальностью — это отсутствующий отец и наши семейные мытарства, инвалиды, которые вернулись домой униженными и угрюмыми, одинокие женщины, получившие похоронки на своих мужей, сыновей, отцов или братьев. Для меня, начинающего диссидента и молодого идеалиста, армия являлась орудием войны, узаконенным безумием, которое рассматривалось людьми как норма только потому, что ее разрушительный итоговый потенциал был пока не виден.

Могу сказать, что мой бунт направлялся не против советской армии или советской системы как таковых. Это был бунт против всех армий мира, всех видов узаконенного, публично признанного безумия на Востоке или Западе. Будучи американцем, я, наверное, с таким же успехом сжег бы свою повестку на газоне перед Белым домом.

Мне не хотелось превратиться в часть военной машины.

Случилось так, что мой приятель, тоже Петр, был призван в армию в девятнадцать лет, вскоре после окончания техникума. Он не хотел служить не столько по идеологическим мотивам, сколько из чисто практических соображений.

Большинство людей в Советском Союзе знали о жестокости и в те годы еще далеко не повсеместной дедовщине, царивших в армии. Полная правда проявилась только после перестройки, когда стало известно, что буквально тысячи новобранцев попали в тюрьму, были убиты или покончили с собой в результате дедовщины или других форм проявления жестокости со стороны начальников или старослужащих.

Любой, кто мог избежать военной службы, делал это. У детей элиты путь был простым: они все поступали из средней школы в институты, которые обеспечивали элементарное военное обучение и автоматическое присвоение звания младшего офицера запаса в соответствующих родах войск (например, выпускники мединститутов становились офицерами медицинской службы).

Друзья и я в том числе решили помочь Петру и приступили к этому с «научной точностью» и изрядной дозой юношеской самоуверенности и невежества.

Было ясно, что избежать военной службы по состоянию здоровья — а других причин не удавалось найти — можно лишь, если болезнь окажется достаточно серьезной, предпочтительно неизлечимой. Лучше всего было использовать принцип осложнений — симулировать тяжелое заболевание очень трудно для здорового человека. Другими словами, надо было найти заболевание, которое имело место ранее, и было, лучше всего, наследственным или вызванным травмой, которую можно доказать.

В спецхране библиотеки я нашел много материала, который был связан с наукой разоблачения симуляции. Существовали публикации, доступные только медэкспертам, помеченные специальным грифом, и даже обладание такими публикациями неправомочным лицом могло повлечь суровое наказание. Помню волнение, смешанное с опаской, когда я впервые держал подобную публикацию в руках. (Обычной процедурой для меня было прийти в библиотеку после закрытия, дверь открывал знакомый охранник, я быстро отбирал необходимый материал и уходил с обещанием все вернуть утром до открытия библиотеки, на случай если кто-то мог потребовать материалы в этот день.)

Охранник не понимал истинную природу моих намерений. Он думал, что я просто молодой человек, интересующийся медициной, в частности, вопросами пола (я однажды показал ему дореволюционную книгу по этим вопросам, и он был заинтригован ею).

Мои друзья-медики и я проигрывали идеи частичной глухоты, эпилепсии и дефектов зрения в качестве рецептов, как сделать Петра неподходящим для службы в армии. Мы рассмотрели идею височной эпилепсии, сопровождаемой кратковременной потерей сознания, и в дополнение, религиозными чувствами и воззрениями. Существовала медицинская карта с записью о сотрясении мозга, произошедшем у Петра в пьяной драке. Мы даже сделали электроэнцефалограмму, но, к нашему сожалению, она не показала видимых отклонений.

Сложность симулирования эпилепсии и дачи правильных ответов во время психиатрического обследования, которым мы пытались обучить Петра, оказалась для него слишком большой — он был умным, но психологически неподготовленным — и, в конечном счете, вместо этого заявил, что он единственный кормилец своей престарелой матери. Это также не подействовало, так как власти быстро обнаружили его брата, который был жив и здоров и проживал в Казахстане, где остался после эпопеи освоения целины. Петра призвали в армию, и мы потеряли его след.

Все эти занятия оказались позже бесценными для меня. Я вовсе и не подозревал, что мое знакомство с ребятами из мединститута когда-то окажется востребованным. Даже когда я изучал и обсуждал материалы в процессе подготовки этого дела, у меня всегда была задняя мысль о действиях, которые вынужден буду предпринять я сам, когда меня призовут через год или чуть позже. Во-первых, нужно попробовать поступить в университет с помощью моих спортивных способностей, несмотря на то, что официально я должен был отработать пару лет после окончания техникума. Во-вторых, можно было попасть в спортивный клуб армии, где я провел бы три года службы, будучи профессиональным пловцом с воинским званием (именно так поступали многие советские олимпийцы и другие чемпионы, получая медали и превосходя мировые рекорды, формально оставаясь любителями). Местные спортивные руководители заверяли, что снабдят меня необходимыми рекомендациями.

Лишь в качестве крайней меры я обдумывал, хотя и с некоторым трепетом, вариант освобождения от призыва по медицинским показаниям. Для меня, атлета, физическая неполноценность была исключена (не говоря уже о таком плохом выборе, как причинение себе увечья, которое наказывалось, как минимум, восемью годами дисбата). Единственное, что оставалось, это психические нарушения достаточной степени тяжести.

Читая публикации института криминальной психиатрии имени Сербского, я, наполовину играя, выбрал в качестве болезни шизофрению. Было бы опасно, если бы солдат имел такое заболевание и действовал бы в соответствии со своей паранойей. В литературе есть несколько примеров, когда запоздалый диагноз именно этого заболевания приводил к трагическим последствиям при применении оружия новобранцами, охваченными своими безумными фантазиями. Я читал о сложностях дифференциальной диагностики, о зашифрованных словах, которые психиатры применяли в разговорах между собой в присутствии пациента (его априорно подозревали в симуляции, пока не доказано обратное). Например, психиатры использовали для обозначения болезни три первых буквы латинского названия шизофрении (эс-це-ха).

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация