В ступавшем справа Ричард узнал герцога Альбрехта Огсбурга. Это он! Брат его величества Карла Первого и командующий имперским корпусом в Арнийском Сумеречье. Ричард хорошо запомнил его скуластое худое лицо, редкие песочные волосы и острую бородку клинышком.
Второго, как ни старался, Ричард разглядеть не мог. Помутнение разума какое-то! Он не мог посмотреть на него, что-то отводило его взор. Несколько попыток отняли последние силы, и Тейвил откинулся на орочий плащ. Только успел увидеть, как появились еще два великана. Четыре огромные фигуры образовали невидимый квадрат, внутри которого к Ричарду Тейвилу шли двое — Альбрехт Огсбург и неизвестный.
Лейтенант, не моргая, смотрел на небо. В груди снова появились уколы острой боли, пока еще терпимые, но скоро мучения вернутся. Он знал это, как и то, что жить осталось считаные минуты. Тень сняла агонию и продлила его существование. Чтобы он стал свидетелем странного представления. Но оно уже безразлично ему, даже страха совсем нет. Что они ему сделают? Ничего!
Тейвил заулыбался и, наверное, засмеялся бы смехом сумасшедшего, кабы имелись для этого силы. Боль вгрызлась в него с прежней яростью. Взор померк, в ушах появился шум, он услышал сквозь него, как замычал и задергался Геринген. Полковник тоже узнал герцога и пытался обратить на себя его внимание.
Тейвил молился. «Прими, Господи, раба Своего Ричарда в Царство Небесное, обещанное по милосердию Твоему…» Но как же не хочется смерти! А если… Если они появились здесь, чтобы дать ему новую жизнь?.. Что тогда? Что скажет он?
Ричард забыл про молитву. Неимоверным усилием вновь приподнял голову. Перед ним стоял герцог и тот другой, на кого лейтенант не мог посмотреть. Великаны застыли сбоку от них и чуть позади. Двенадцать теней по-прежнему безмолвно замерли в широком кольце. Рядом изворачивается у обгорелого пня Генрих фон Геринген.
— Вот он, Отец мира, — произнес Альбрехт Огсбург.
— Этого не обратить, — раздался звучный мужской голос. Его переполняла невероятная мощь. Ричард не понимал ее природу, но ощущал поток силы, исходившей от неизвестного. — Он уже мертвец. Ты не успеешь перенаправить его в замок. Чего ты ждал?
— Вас, Великий Господин.
Ричарду что-то по-прежнему мешало посмотреть на того, кому служил Альбрехт Огсбург, но он почувствовал, как взор говорившего с герцогом обратился к нему.
— Поднимись! — велел неизвестный.
Тейвил подумал, что и ответить-то не способен, не то что подняться, однако неожиданно в него хлынул поток сил. Он повернулся на бок, встал сначала на четвереньки, потом выпрямился. Ричард Тейвил снова попытался посмотреть в глаза тому, чей голос проникал так глубоко в него, но не мог поднять взгляд до его лица.
— Преклони колено!
Ричард вдруг осознал, что если повинуется, то сделает не просто несколько движений, он совершит нечто непоправимое. Дороги назад не будет!
Тейвил медлил. Мгновения превратились в вечность.
— Ты Дьявол! — прорвалось сквозь отчаяние лейтенанта.
Над поляной зазвучал смех.
— Ты мертв, а душа обречена на посмертие в оболочке нежити. Или же я дам тебе новую жизнь и сохраню ее в этом теле. Пока будешь жить, твоя душа будет с тобой. Ты будешь жить, пожирая чужие души, и ты сможешь жить вечность! Но твоя душа отныне обретет мою власть! Однако я не Дьявол!
Лейтенант смотрел широко раскрытыми глазами на указующий в него перст, и он знал, что сейчас слышит правду. Он склонился, он сделал свой выбор.
— Прими же меня, Низверженного! Облеки себя в Бездушного!
— Принимаю.
Ричард Тейвил поднял взор, и теперь он увидел его! Первого творца Орнора.
Того, кто создал этот мир. Того, кого низвергли старые забытые боги! Того, кого превратили в смертного и изгнали из Орнора.
Первая жизнь этого мира вернулась.
Из ярко-синих, без белков, глаз Низверженного в глаза Тейвила ударили два энергетических потока. Извивающиеся молнии! Три удара сердца, и они исчезли.
— Встань, Бездушный.
Тот, кто был раньше Ричардом Тейвилом, повиновался. Он моргнул. Под веками — черные белки без зрачков. Снова моргнул, и человечьи глаза вернулись. Его облик не должен отличаться от людского.
Сила переполняла его! Новая, никогда ранее не принадлежавшая ему сила! Отныне он мог многое. Такое, что недоступно обычным людям и нелюдям! Он посмотрел на великана, которого теперь с легкостью мог бы разорвать на части.
И тот, кто раньше был Ричардом Тейвилом, ощущал невероятную пустоту внутри.
— Бездушный! Ты голоден?
— Да, Отец мира.
— Утоли голод. Твоей первой душой!
Бездушный обернулся к Генриху фон Герингену. Сорвал с имперца путы, вырвал кляп и потянул к себе. Изо рта того, кто еще недавно был человеком, торчали клыки, очи снова залила чернота.
— Не-э-эт! — отчаянно закричал парализованный неестественным ужасом граф.
Скоро все было кончено. Вместе с кровью из разорванного горла Генриха вытекла и его душа, а тело высыхало. Насытившись, Бездушный бросил к своим ногам мумию и увидел, как она превращается в тень на земле. В тень, которая была видна в этот пасмурный день! Бездушный наступил на нее, и все, что осталось от Генриха фон Герингена, слилось с его тенью, тоже казавшейся невозможной под небом без солнца.
Спустя миг размытый силуэт у ног Бездушного исчез. Он зарычал. Он поглотил первую тень! Все, что осталось от его добычи! Первая душа его! Бездушный посмотрел на двенадцать убийц. Они опасны, но способны лишь на жалкое подобие того, что может он.
Прикрыв глаза, Бездушный наслаждался сытостью.
Поляна погрузилась в тишину, которую нарушило карканье воронья и сказанное Альбрехтом Огсбургом:
— Великий Господин. Еще трое других. Первая кровь.
Глава 11
Низверженный
Против воли я дернулся, но, связанный, мог лишь беспомощно трепыхаться. Ни сесть, ни встать, ни тем более уползти. Жалкое зрелище. Лежа на боку, лицезрел такого же спутанного веревками Томаса Велдона, кол с отсеченной головой Роя да погребальные костры.
Слышалась заунывная песнь. Орки провожали к предкам павших воинов. Убитых мной либо толстяком. Скоро тоска нелюдей сменится мстительной злобой, и тогда их сотник займется мной. Кровь и песок! Я страшился этого мгновения до спазмов в животе.
— Повезло тебе, дружище, — произнес я, глянув на Акана. Искренне завидовал ему.
Было холодно. Не имея возможности двигаться, босой, в одной рубашке и штанах, я замерзал. Стучал зубами и мысленно проклинал орков.
Скоро сумерки. На противоположном краю стоянки горит высокое пламя. Я не сводил с него взгляда. Живу, пока не погасли костры, а затем мое существование обратится в кошмар наяву. О Харуз! Бог Отец! Бог Сын! К кому взывать о помощи? Может быть, к Дьяволу?
