Дверь начала открываться, и в ту же секунду послышался гомон людских голосов и стоны. Куда ты нас завел, Велдон! Алиса зашипела дикой кошкой. Из огня да в полымя!
Церковник обреченно опустил голову, потом вскинул ее и отшатнулся, словно после удара плетью. Инквизитор поднял правую руку, выставив ее пред собой. Пальцы церковника дрожали. С них закапала кровь. Капли истаивали в воздухе, не долетая до каменной плиты пола, на которой стоял монах. Он колдует! Томас Велдон вновь обратился к диавольской, как сам об этом толковал, силе Низверженного!
Перед монахом заклубился туман, он быстро окутал сначала церковника, а потом, опустившись на десяток ступеней, и всех нас.
— Гасите фонари да живо ко мне! — Томас Велдон шагнул в помещение, откуда раздавались крики, стоны и прочий шум.
— Куда ты, старый дурак! — вырвалось у меня; его же сейчас увидят…
Однако не слышно, чтоб наверху хоть что-то изменилось. Томаса Велдона попросту не заметили!
— Похоже, он знает, что делает, — молвила Алиса.
Открыв крышку фонаря, леди Кайлер дунула внутрь, чтобы погасить фитиль. Свой светильник Лилит уже затушила. Мы погрузились в почти полную темноту — тусклый свет из дверного проема слабо освещал лестницу.
Я чертыхнулся. Поймал на себе взгляд Лилит, который мог бы убить, кабы дочь инквизитора испустила из себя хотя бы чуть больше ненависти. Я выдохнул, и озлобленный взор оставил меня. Оставив оба своих фонаря на каменных ступенях, Лилит поспешила за Велдоном.
— Не шути так при ней, — произнесла Алиса. — Лилит обратили совсем недавно, и нынче ей очень тяжело. Чувства обострены, внутри пустота, которую надо заполнить. Либо убийствами, либо чем-то еще. Любовь к родителю лучше, чем чужие смерти.
Алиса говорила с горечью. А что внутри нее самой? Затянулась ли рана, нанесенная превращением в кинжал избранных?.. Но не время и не место для подобных разговоров. На ступенях остался и фонарь Алисы, а она сама зашагала наверх. Я поспешил за тенью.
Томас Велдон, Лилит и Алиса стояли в начале тускло освещенного длинного — с сотню шагов, а то и больше — помещения. Перед ними прямо на полу лежали одиннадцать трупов — мертвые стражи. В нос бил запах крови. Чуть впереди за ширмой из серой ткани расположился лазарет. На приземистых кушетках — десятки раненых прислужников Низверженного: кто-то бьется в бреду, кто-то тихо стонет, а некоторые кричат во весь голос от боли и того, что с ними делают врачеватели. Меж ранеными сновали два десятка людей в орденских рясах.
Я непроизвольно схватился за мечи. Ширмы, отделяющие мертвых от раненых, стояли неплотно одна к другой, и нас сейчас обнаружат!
— Тише, Гард, — послышался спокойный голос церковника. — Я облек нас заклятием для отвода глаз… Пришлось снова использовать темное ведовство Неакра.
Монах тяжко вздохнул, продолжив:
— Они нас не увидят и не услышат. Магов здесь нет, уловить и развеять мое колдовство некому. Разве что мы сами вдруг натолкнемся на кого-нибудь из них.
Сотворенный Велдоном туман по-прежнему окружал нас. Заклятие действует, иначе чужаков уже бы приметили.
— Где мы?
— В одной из казарм, — ответила Алиса. — У южной башни их девять. Видно, одну срочно отвели для раненых. Снаружи двор для упражнений и ворота из замка.
— Идемте же, — инквизитор решительно направился к выходу, — не будем медлить, и, ради всех святых, не шумите лишний раз и ступайте прямо за мной.
Я покрылся холодным потом. Предстояло пройти мимо множества глаз и не задеть никого из снующих орденских прислужников. Но это лучше, чем прорываться с боем. Мне довелось идти последним. Происходящее напоминало дурной сон. Явь, смешанная с кошмаром. Я ступал, держа в опущенных руках оба тесака — ничего не мог с собой поделать. Все казалось, что следующий взгляд не проскользнет мимо, а вцепится в непонятных пришельцев, и поднимется крик.
Однако мы ступали незамеченными, окруженные колдовским туманом. Магия не только отводила взор и заглушала издаваемые нами звуки. Она убирала с пути Велдона приспешников Низверженного: один из них вдруг решил снова осмотреть умирающего и вернулся к его кушетке, другие сильнее погружались в свое занятие, не поднимая взора от ран, а кто-то просто замирал в задумчивости.
Не стану описывать ужас, который нас окружал. Всякий, кто оказывался среди увеченных минувшим сражением, не даст соврать, что это зрелище не для слабых духом. Я просто не глядел по сторонам, и думал о стонущих только как о врагах. Это помогло отвлечься от мыслей, что нас вот-вот увидят.
Преодолели уже почти весь лазарет, до дверей осталось футов сорок, не более, как вдруг над нами раздался чудовищной силы громовой раскат, каменный пол заходил ходуном. Наверху грохотало так, словно у здания не было крыши. Черный замок сотряс новый отзвук магического противостояния.
Томас Велдон остановился, схватил себя у горла, застонал.
— Не могу… — захрипел он.
Туман подернулся и начал таять. Магическая вспышка, отголосок битвы двух могущественных сущностей, отняла силу у Неакрова заклятия.
Нас увидели! Почти все разом! А еще отворивший входную дверь офицер. За ним в казарму вошли четверо стражей, они внесли внутрь на носилках из снятого плаща нового раненого.
Офицер вскинул руку с шестью пальцами. Я видел другого такого в подземелье, он вел меня к кругу тринадцати, и знаю его магию; и изумленное лицо Альбрехта Огсбурга тоже вспомнил — после того, как колдовской огонь герцога не причинил мне вреда.
Николас Гард не по зубам колдовству Низверженного и его приспешников.
— Офицер — мой! — закричал я теням, бросаясь на шестипалого.
Тени кинулись на других слуг возвратившегося бога, лишь Томас Велдон остался там же, где замер, схватившись за горло. Его что-то душило, но сейчас не до инквизитора.
Офицер почти рядом. С его ладони сорвалась белая молния, она вонзилась в меня, однако я не почувствовал ни боли, ни иного другого противодействия. Я снова увидел изумленный до крайности взгляд и всадил тесак под сердце шестипалого. В следующие мгновения сразил не успевших опомниться носильщиков. Они слишком понадеялись на офицера.
Это был даже не бой, а резня. Я быстро и без раздумий убил четверых. Чтобы никто не вырвался из казармы предупредить о враге. Я обернулся, дабы упредить и не выпустить наружу других приспешников Низверженного — врачевателей либо раненых.
Если я сотворил резню, то тени учинили настоящую бойню. Они носились по каменной лекарской темными призраками, порой исчезая, чтобы появиться у дальней стены и лишить жизни очередного слугу Низверженного. Потом принялись за раненых, добив их всех.
Тени были в масках. Я возблагодарил небеса за этот подарок. Не хочу помнить лицо моей возлюбленной в миг, когда она и Лилит творили жуткое кровавое действо. Томас Велдон тоже не желал видеть происходящее, он укрыл свой левый глаз ладонями. Удушье более не терзало его.
