Я только что вырвал молочный зуб. Трудно быть серьезным без двух передних зубов. Ха-ха. Ну и вид у меня. Ребенок совсем. Я даже прослезился. Пожалуй, лягу спать. Устал.
Эмиль ворочался в постели уже более часа, не мог уснуть. Он прокручивал в голове разговор со следователем и Яном. Одна мысль не давала ему покоя. «Когда Веселов спросил, как мне удалось остановить Двоих, я ответил абстрактно. Мол, их остановила угроза моему здоровью. И все. А после ухода следователя Ян не спросил, что именно я сделал. И это странно, по-моему. Похоже, ему все равно. А ведь я мог и ударить себя по пальцам, от избытка чувств, так сказать. Хрен с ним. И с этим днем», – подумал Эмиль. Он откинул одеяло, слез с дивана и пошел по темной квартире в кухню. Там он выпил воды и вернулся в комнату. Времянкин остановился у стола. В лунном свете лежала тетрадь Яна. Эмиль какое-то время просто смотрел на нее, почесывая лопатку. «Все равно придется играть это. Вариантов нет. Какая-нибудь романтическая чушь, скорее всего. Или пафос жуткий. Как не хочется, кто бы знал. Ну давай. Чего тянуть. Это как зуб вырвать – лучше резко», – думал Эмиль. Сразу после этой мысли он включил настольную лампу, повернул ее к дивану, поменял положение подушки под сидячий режим, залез под одеяло и взял ноты со стола.
– Ладно, поглядим, – произнес Эмиль на выдохе и, устроившись поудобнее, открыл тетрадь.
Первая страница оказалась титульным листом. На ней красивым шрифтом было напечатано: «Дополнение к симфонической сюите Густава Холста «Планеты». Часть восьмая – «Теллура» (Земля). Композитор – Ян Полуэктов».
– Хм. И шрифт красивый подобрал. Написание выглядит знакомым.
Времянкин поднес тетрадь ближе к свету, чтобы лучше разглядеть надпись. «Много болтаешь», – вспомнил вдруг Эмиль. Он отложил ноты, вскочил с дивана и убежал на кухню. Вскоре вернулся с карточкой, которую ему дала женщина, когда он пытался установить контакт с Двоими. Там было написано: «Много болтаешь». Времянкин сравнил два шрифта – они были идентичны. Мальчик бросил карточку на стол и забрался в постель.
– Хм. «Теллура», значит. Ладно. Замах на рубль, посмотрим, что с ударом.
Эмиль перевернул страницу и начал читать ноты. Его лицо вдруг стало серьезным. Времянкин поджал губы и напряг крылья носа. Дочитав до конца, он отложил тетрадь, слез с дивана и принялся ходить кругами по комнате. Эмиль думал. Его думы закончились вызовом советчика. Мальчик пробудил конька.
– Привет!
– Здравствуй, Вергилий!
Времянкин тяжело вздохнул и сдул со лба челку.
– Ничего, что я в трусах? Жарко дома. Батареи горячие.
– Хмм. Мне все равно. Чем опечален?
– Да вот думаю: сразу отправиться к Василисе или сначала с тобой поговорить? Надоела эта чехарда. Сдамся на милость царицы, и мукам конец.
– Что случилось?
– Ты не в курсе?
– Смотря о чем ты.
Эмиль приподнялся со стула и дотянулся до тетради Яна, которую оставил на постели. Он раскрыл ноты перед графином с водой, в котором дрейфовал конек.
– Вот об этом.
– Тетрадь Яна?
– Да, это его тетрадь.
– И что в ней?
– В ней восьмая часть «Планет» – «Теллура».
– Хм.
– Ян решил тихонечко примоститься к чужой славе. Встать, так сказать, в ряд великих.
– Как раз «Земли» в «Планетах» и не было?
– Дык, вот. Наш гений задумал восполнить пробел. Теллура не вполне вписывается в астрологическую концепцию Холста, но в астрономическую – очень даже.
– Ну и как? Удачно?
– Даже не знаю, что сказать. Он все продумал. И площадка для премьеры отличная. На конкурсе будут сотни специалистов со всего мира. И пресса. Хитер.
– Ты убрал меня в шкаф вместе с рубашкой, поэтому я не видел нот. Что там?
– Там, дорогой мой Мефисто, акт вероломства.
– Поясни.
– Он присвоил мою вещь. Так-то. Композиция, у которой не было названия. Я сочинял ее последние пару месяцев. Как тебе это?
– Ого! Ты уверен, что это она?
– На миллиард процентов уверен! Как с ним иметь дела? Он ненормальный! Он ведь угрожал мне. Я будто забыл об этом. Вроде даже начали нормально общаться. И тут наааа по башке.
– А где он мог ее услышать? Насколько мне известно, ты не играл ее при нем.
– Хм. А ведь ты прав. Где он мог ее услышать?
– Если не ошибаюсь, ее слышал только один человек и Двое… Валера, Двое, а больше никто.
– Это так. Любопытно. Думаешь, Двое могли как-то передавать информацию Яну.
– Почему бы и нет? Могли записать. А возможно, Ян незримо присутствовал, когда Двое были рядом. Они могли быть его глазами или ушами. Для них такое организовать – раз плюнуть.
– М-да. То есть, когда я общался с ними, думая, что Яна нет рядом, он все слышал или даже видел?
– Не исключено.
– Но он точно осведомлен обо всем. Я уверен в этом. Поэтому он не спросил, как именно я остановил Двоих.
– Я тоже обратил на это внимание.
– Правда?
– Да, это не похоже на него. Ян старается все контролировать. Хочет быть в курсе твоих дел, а про это даже не спросил.
– Более того. Я думаю, он мог отдавать Двоим команды на расстоянии.
– Скорее всего.
– Тогда все встает на места. Это он приказал Двоим отлупить Замятина. И притворялся, будто не знал, что произошло. А он знал. Он все знал. Когда я упрашивал Двоих сводить меня в школу и убеждал их, что Ян ничего не узнает, он отвечал мне. У него я просил разрешение выйти из дома. И записки эти не их инициатива. Это Ян. Вот человек, да?
– Да.
Времянкин резко перевел взгляд на кисть левой руки. По указательному пальцу мальчика полз маленький паучок.
– Ты представляешь? – обратился Эмиль к коньку.
– Что там? Я не вижу.
– Паучок. Откуда он взялся? Зима. Разве он не должен спать?
Эмиль сдул паука с пальца, и тот улетел куда-то за стол.
– Ну вот, – посетовал конек. – Надо было мне показать, что это за паучок, который не знает про холодовое оцепенение.
– Я его уже не найду, прости. В доме так топят, что неудивительно. Ему просто не спится. Как и мне. Посоветуй лучше, что делать.
– Ну, во-первых, выдавая твою композицию за свою, Ян демонстрирует слабость. Он признает твое превосходство.
– Пожалуй. А ты знаешь, как задобрить мое непомерное эго. Так-так.
– Во-вторых, ты будешь играть свою вещь. Это не так уж плохо.
– Да, но я бы не осмелился дописывать Холста.
