– Мои любимые запахи, – подытожил Эмиль и повернулся к Прохору.
Тот с обезоруживающей надеждой взирал на гостя своими голубыми глазами.
– Ну пожалуйста. Немного подеремся, и все. Чего тебе, жалко, что ли?
– Как это происходит?
– Да просто пойдем на ковер. Ты толкнешь меня, я упаду. Потом я толкну тебя, ты упадешь.
– И все?
– А чего еще-то?
Прохор улыбнулся так, словно Времянкин задал глупый вопрос.
– Эмиль, мячик под твоей ногой. Подавай! – призывал Василий.
– Отстаньте от человека! – пробасил Веселов, вошедший в гостиную со столовым сервизом на подносе.
Он подошел к столу, поставил поднос и принялся расставлять тарелки.
– Садимся! – скомандовал он сыновьям.
Мальчики, расстроившись из-за сорвавшегося веселья, послушно уселись на свои места.
– Марфа, помоги с посудой, пожалуйста, – обратился Николай к старшей дочери.
– Хорошо, пап.
Девушка поднялась с места и начала ходить вокруг стола, раскладывая приборы рядом с тарелками.
– Проходи, Эмиль.
Веселов махнул рукой, приглашая гостя к столу. Времянкин спрыгнул с сундука и направился к остальным.
– Ну вот! Совсем другое дело. Как новенький, – радовался Веселов.
Он положил руку Эмилю на плечо и проводил его к свободному стулу. Гость сел между Марфой и Василием, прямо напротив Насти. Николай занял место во главе стола.
Среди угощений был ржаной хлеб, масло, вареные яйца, сыр, сметана, свежие овощи, фрукты, орехи, мед и варенье. Центр стола пустовал. Место явно предназначалось для дополнительного блюда. Эмиль заметил, что стол накрыт на восьмерых, а вместе с собой и отсутствующей хозяйкой он насчитал только семерых. «Еще кто-то?» – подумал он. В гостиную вошла Маша, держа в руках блюдо с ровно уложенной стопкой дымящихся блинов.
– Доброе утро! – поприветствовала она присутствующих.
Подошла к столу и поставила блюдо в центр.
– Доброе утро, – отозвался Эмиль.
– Выглядит здорово! – воодушевившись красотой блинов, отметил Николай.
Настя потерла ладошки и облизнулась. Василий и Прохор вооружились вилками. Марфа предусмотрительно убрала волосы за уши.
– Делала по новому рецепту. Хоть бы получилось на этот раз, – волновалась Маша.
Она уже собиралась сесть, как Веселов остановил ее.
– Маш, сегодня пятница.
Хозяйка насупилась, пытаясь понять, что именно имеет в виду ее супруг.
– Ольга Ильинична, – добавил Николай.
– А! Точно. Про маму-то я и забыла.
Маша улыбнулась и умчалась куда-то. Веселов начал раскладывать блины по тарелкам. Сначала Прохору, потом Насте, а затем и себе. Василий и Марфа справились сами.
– Давай, Эмиль, налетай, – сказал Николай. – Сейчас положено есть блины. Началась большая обжорная неделя. Поползуха-объедуха.
– Вроде Масленицы?
– Она и есть.
– И чучело сжигаете?
– Обязательно.
– В Землеморье бывают проблемы с урожаем? Зачем вам неработающие обряды?
– У нас они работают. Вам известна лишь символическая составляющая данного ритуала. В вашем мире это скорее повод повеселиться, что тоже неплохо. А у нас творится реальная магия, старик. Для нас это борьба добра со злом.
– Тогда поучаствую, пожалуй.
Эмиль стянул с блинной башни золотистый круг прямо в свою тарелку. Вернулась Маша. Она принесла небольшой круглый аквариум и поставила его на восьмую тарелку, между собой и Настей. Аквариум был на четверть заполнен водой. Над водой возвышался горб булыжника, лежащего на дне сосуда. На камне сидела толстая белая лягушка. Под ее лапкой истекал кровью кусок свежей печени. Лягушка смотрела в одну точку и плавно двигала челюстями. Настя опустила в аквариум руку и указательным пальчиком погладила земноводное животное по голове.
– Это Ольга Ильинична. Будьте знакомы.
Маша села за стол, развернув на коленях салфетку.
– Очень приятно! Я Эмиль.
Времянкин посмотрел на лягушку и кивнул.
– Ну что, рискнем?
Хозяйка расправила на тарелке румяный диск, смазала его сметаной, свернула в трубочку и надкусила. Остальные внимательно следили за реакцией на первый блин. Маша спокойно жевала. Веселов скрутил свою лепешку, предварительно полив ее медом, и почти целиком отправил в рот. Дети, поняв, что ничего страшного не произошло, принялись за свои порции. Времянкин снял пробу последним. Внезапно все как один начали морщиться и сдерживать рвотные позывы. Все, кроме Прохора, с трудом проглотили пережеванное. Малыш скривил лицо чуть не плача. Николай поднес руку к его рту. Прохор сплюнул.
– Бутерброды? – спросила Маша, улыбнувшись.
– Не расстраивайся, милая. Уже лучше. Намного лучше, – поддержал супругу Веселов.
– Да, мам. Это прогресс, – добавил Василий. – Даже ничего не скрипело на зубах в этот раз.
Настя то и дело поглядывала на остальных едоков. Поворот головы кого-то из сидящих за столом тут же привлекал ее внимание. Вероятно, так Настя понимала, что начинается разговор. Она, судя по всему, не хотела упускать нить беседы, поэтому внимательно следила за движением губ окружающих. Неожиданно лягушка резко раздвинула челюсти, выстрелила языком в кусок печени и мгновенно отправила его в рот.
– Ух ты! Ваша мама очень ловкая. Я ведь правильно понял? Это ваша мама?
– Да. Она вообще-то человек. В молодости ее заколдовали, поэтому иногда она – лягушка.
Эмиль понимающе кивнул.
– И что же, нет способа развеять чары?
– Есть. Для этого необходимо изловить колдуна, который наложил заклятье. Проблема в том, что его никто не может найти. Мой отец рыщет, ищет по свету уже много лет. Пока безуспешно.
– Интересно тут у вас, – заключил Времянкин.
Маша посмотрела на лягушку и постучала ноготком по стеклу аквариума, чтобы привлечь внимание мамы.
– Интересно у нас, мамуль?
– Квааа, – раздув резонирующий мешок, выдала лягушка.
– Съешь еще что-нибудь? – поинтересовалась дочь.
– Кваааа.
– Блины несъедобны, дорогая. Увы.
– Кваааа, – ответила лягушка.
Маша, Николай, Марфа и Василий как по команде начали заливисто хохотать. Прохор, глядя на них, тоже засмеялся. Эмиль, не понимая, что происходит, растерянно улыбался. Настя посмотрела на папу, дернула его за рукав и вопросительно кивнула. Веселов утер слезу и объяснил дочери что-то на пальцах. Настя подхватила общий смех. Да так рассмеялась, что зажмурилась. Она хохотала во весь голос. Он звучал звонко и отрывисто, как пулеметная очередь. Сквозь редкий забор молочных зубов вылетали куски пищи. Эмиль с удивлением смотрел на девочку. Никогда раньше он не слышал смех глухого человека. И смех этот никак не выдавал ее глухоту.
