– Да знаю я про тебя все. Не торопись, жуй.
Ольга с улыбкой взирала на проголодавшегося парня. Эмиль сбавил темп и отдышался.
– Я не все запомнил из того, что говорила Гамаюн. Некоторые слова я даже не понял, но кое-что все же запомнил: «Когда птица вернется черная», например, – начал Эмиль. – Не так давно я вступил в переписку с неизвестным мне отправителем, который утверждал, что он, а точнее, она является моей дочерью. Сообщения приносила черная птица. Ворон. Гамаюн пела о нем?
– Ворон. Иначе – Корвус. У нас считается особой птицей. Он может летать и в мире живых, и в мире мертвых. Если получаешь весточки с вороном, будь уверен, они с того света. Гамаюн имела в виду его, да.
– Хмм… Его давно не было. У меня есть подозрения, что он у Яна…
Мальчик стиснул зубы и посмотрел на Ольгу, вытаращив глаза.
– Это вопрос? – уточнила она.
– Нет.
– Нет?
– Нет! Сейчас, одну секунду. Это непросто. – Времянкин почесал затылок.
– Думай хорошенько. Один вопрос ты уже использовал.
– Хорошо, хорошо. Ворона посылала моя дочь?
Эмиль уставился на Ольгу так, словно они играли в шахматы. И после важнейшего хода конем он ожидал ответной реакции.
– Да! – подтвердила она.
Времянкин задумался. Он выковырял пальцем изюминку из улитки, отправил ее в рот и начал медленно пережевывать.
– Значит, все-таки у меня есть дочь…
– Ты в этом сомневался?
– Я не был уверен. Вы сказали, что ворона используют для связи между мирами. Значит, моя дочь в другом мире. – Эмиль вдруг загрустил от своих догадок. – Моя дочь мертва?
– Нет, Эмиль. Твоя дочь жива!
– Это точно?
– Абсолютно.
– Но как же это? Не сходится.
– Я ответила на три вопроса. И, боюсь, это все: у нас был уговор.
– Кажется, вопросов стало только больше. Ну да ладно. Просто ради интереса… Почему только три вопроса? Не пять, не девять. Три. Что в этой цифре такого?
– Попробуй поговорить со своей булавкой. Может, она что подскажет.
Эмиль рефлекторно коснулся конька рукой, проверил, на месте ли он.
– Ты носишь ее постоянно? – спросила Ольга, отпив какао.
– Да.
– Помогает?
– Не просто помогает. Она мне жизненно необходима.
– Похоже на зависимость.
– Ну… Да, наверное. Только отказ от этой зависимости равноценен смерти. Однажды, лишившись Вергилия – иногда я называю так своего конька, – я испытал кошмарные боли. Я думал, это все, конец. Когда он рядом, я в порядке.
Ольга взглянула на наручные часы.
– А время-то уже шесть! – воскликнула она и вскочила с кресла. – Пора накрывать стол к ужину.
Женщина посмотрела на паренька, тот сидел, свесив голову.
– Я хочу сделать тебе подарок, – неожиданно заявила Ольга.
– Подарок? – мальчик поднял глаза.
– Пойдем.
Ольга направилась к выходу. Времянкин последовал за ней.
Когда они оказались на кухне, Ольга закрыла на ключ витражную дверь. Эмиль обратил внимание на квадратный конверт, похожий на обложку винилового диска, лежащий на краю столешницы. Уголок конверта украшал подарочный бант.
– Это подарок. Тебе, как ценителю хорошей музыки.
Ольга взяла конверт и передала его Эмилю. На белом глянце переливался черный курсив. Надпись гласила: «Клуб «Лукоморье». Лучшие выступления».
– Что это за клуб «Лукоморье»? – поинтересовался Времянкин.
– Достаточно вопросов. – Ольга положила руку на плечо мальчика и посмотрела ему в глаза. – Где не хватает слов, говорит музыка. Думаю, тебе будет особенно интересна четвертая вещь в этом альбоме, – загадочно произнесла она и улыбнулась. – Ну а теперь ступай в гостиную. Я начну готовить ужин.
– Спасибо за подарок! И вообще, за все! Я могу вам чем-то помочь?
– Нет. Иди к остальным.
Эмиль прошел через темный коридор к гостиной и остановился в дверях. На подходе к комнате он услышал тихий ритмичный треск. В полумраке зала мерцал белый луч. Маша и дети сидели, прижавшись друг к другу, на диване и смотрели на экран, растянутый над камином, а кот тем временем демонстрировал им диафильмы. Он лениво нажимал передней лапой на большую кнопку пульта проектора. Один слайд неспешно сменял другой: развивался сказочный сюжет. Зрители тихонько хихикали над повествованием. Негромко тарахтел вентилятор проектора. В воздухе ощущался сладковатый запах нагретой пленки.
Дети обычно боятся темноты, но иногда темнота таит волшебство. Наверное, подобные вечера и формируют в людях положительные качества, в них столько тепла. А если учесть, что где-то в доме набирался сил глава семейства, то развлечения лучше было не придумать. Весь первый этаж заботливо стерег тишину. Дом будто пропитался атмосферой безопасного покоя.
Никто из присутствовавших в гостиной не заметил появления Эмиля. Он стоял, прислонившись к дверному наличнику, и смотрел, как Маша поглаживает волосы Прохора и то и дело целует его в макушку.
– Пс-с-с, – послышалось из глубины коридора.
Времянкин обернулся. У лестницы стоял Веселов. Во мраке галереи поблескивала оправа его очков. Эмиль подошел к нему, тот улыбнулся.
– Пойдем, – шепотом произнес мужчина и направился к входной двери.
Времянкин последовал за ним. Николай незаметно прошмыгнул мимо кухни, в которой мирно кашеварила Ольга, и остановился в прихожей. Он убедился, что теща смотрит в другую сторону, и подал сигнал Времянкину идти к нему. Тот осторожно подошел к Николаю. Веселов накинул на плечи мальчику куртку, а сам надел пальто. Он указал Эмилю на ботинки, стоявшие у порога, и тот наскоро обулся. Стараясь не шуметь, Николай открыл входную дверь. Оба вышли на улицу и направились за дом, к замерзшему озеру.
Добравшись до кромки берега, Веселов остановился. Эмиль встал рядом. Они стояли плечом к бедру и смотрели в черноту. Тусклый свет придомовых фонарей еле касался их спин. Веселов зашуршал чем-то, сверкнула искра, задрожал огненный хвостик: мужчина закурил. Тихая, безветренная тьма, поглотившая все вокруг и застывшая на подступах к дому, пугала своей безграничностью. Казалось, стоит отойти подальше от дома и велик риск затеряться в пространстве, как в открытом космосе.
– Последняя, – сказал Николай вполголоса и выдохнул: – Зря я тебя, наверное, на холод потащил.
– Да ладно.
– С другой стороны, можем поговорить спокойно.
– Да, – согласился Эмиль. – Не думал, что может быть настолько темно. В городе постоянно горит свет. Везде. А здесь – будто глаза выкололи. Примерно так мне видится будущее. Не только мое, всех людей, – рассуждал мальчик. – Оно на кончике носа, а дальше его ничего не видно. Что там, в темноте? Никто не знает. Дыра во льду, овраг, дикий зверь или, наоборот, что-то хорошее. Я рад, что ты жив!
