– Поешь, – сказала она и села рядом на невысокий пуф.
– Спасибо.
– Ты похудел. Нормально себя чувствуешь? А с носом что?
– Все нормально. Нос разбил в темноте, ударился об дверь.
– Кошмар! – Алена пригляделась к переносице брата и цокнула языком. – Сломал, похоже. Надо к врачу.
– Завтра схожу.
– Постригся.
– Да.
– Мне нравится.
– Хорошо.
– Эмиль, я была дома. Там какие-то надписи на стенах. На кухне и в коридоре.
– Да, прости. Я не успел стереть.
– Что это? Белиберда какая-то.
– Я все сотру, не бери в голову.
– Ты точно в порядке, братец?
– Точно. Не переживай.
– У нас уже на несколько недель вперед все расписано. Это определенные обязательства, ты же понимаешь?
– Конечно.
– Если тебе нужен отдых, ты скажи. Я что-нибудь придумаю.
– Не нужно, я в норме. У тебя, случайно, нет с собой фотографии родителей? – спросил Эмиль.
– Чего это вдруг?
– Захотелось посмотреть.
– Дома есть альбом: в комоде, в гостиной.
– Поищу. Как у Родиона дела?
– У парня новое развлечение – устроил на чердаке обсерваторию. Установил телескоп и пялится в темное небо, не отогнать. Измеряет что-то, замеряет, записывает.
– Хм… – Эмиль улыбнулся.
– Не знаю, будет ли толк… Или блажь очередная. Про хоккей даже не вспоминает. Попросил записать его в летний космический лагерь.
– Записала?
– Записала. – Алена вдруг понизила громкость голоса и пригнулась к Эмилю: – А этого… Филиппа… сына Люды, помнишь?
– Да.
– Она мне похвасталась… Приезжали тренеры из какого-то невероятного хоккейного клуба и предложили им контракт. Представляешь? Карьера у парня в кармане. Скажи, наглость? Ну, ему никак не десять лет. Хоть убей. Где справедливость?
– Боюсь, не того ты спрашиваешь. Твой брат не лучше, – возразил Времянкин.
Сестра задумалась, взяла с тарелки Эмиля бутерброд и откусила.
– Мне звонил жених Татьяны, – перевела тему Алена. – Спрашивал, не согласишься ли ты сыграть на их свадьбе. Хочет сделать сюрприз. Говорит, Таня, мол, будет в восторге, дескать, ей будет приятно. Что ему сказать?
– Я подумаю. Когда свадьба?
– Первого апреля.
– В день дурака?
– Я сказала, что это перед самым конкурсом, что тебе может быть не до того.
– Я сыграю.
– Уверен?
– Скажи жениху, что я согласен.
Концерт прошел как по маслу. Публика была довольна. Времянкин отыграл свое выступление и, не дожидаясь занавеса, покинул концертный зал. На улице в сотне метров от входа мальчика уже ждал автомобиль Яна. Эмиль поцеловал сестру на прощание и уехал с учителем.
По дороге он упрашивал наставника сделать небольшой крюк перед возвращением в замок и заехать к нему домой, чтобы прихватить кое-какие вещи. Ян определенно чувствовал себя неуютно, находясь в городе. И даже темень на улице и наглухо зашторенные окна салона автомобиля не добавляли ему спокойствия. И тем не менее он согласился.
Эмиль поднялся в квартиру и наспех собрал свой рюкзак, сложив туда вороний манок, пластинку, подаренную Ольгой, коммуникатор, учебники и прочие школьные принадлежности. Перед уходом мальчик вытащил из комода семейный фотоальбом, вынул оттуда первый попавшийся снимок родителей, убрал фотографию в карман и вышел из дома.
Автомобиль тронулся.
– Что у тебя в рюкзаке? – с недоверием поинтересовался Ян.
Времянкин вывалил содержимое на сиденье рядом с собой. Ян разворошил кучу рукояткой трости.
– Что это? Телефон?
– Да.
– Давай его сюда.
Эмиль протянул коммуникатор учителю. Ян убрал его во внутренний карман шубы.
– Побудет у меня пока что.
– А если я захочу позвонить?
– В замке телефон все равно не работает. Нужно будет позвонить, скажешь. Придумаем что-нибудь. А это что? – Ян указал на манок. – Пастуший рожок?
– Да, увлекся народным творчеством. Хочу освоить. Думаю, пригодится в будущем. Вдруг решу написать что-нибудь в духе «Весны священной»…
– Стравинский использовал английский рожок, а это примитив какой-то.
– Мне нравится. Хочешь послушать?
– Нет, спасибо.
– К чему этот досмотр, я что-то не понимаю? Я пленник?
– Нет. Конечно нет, но мы обязаны соблюдать осторожность. Никто не должен знать о замке. Это вызовет слишком много вопросов. Согласен?
– Пожалуй. Но, думаю, от пары учебников и дудки вреда не будет.
– Думаю, не будет. Что это за пластинка? Клуб «Лукоморье», – прочитал Ян.
– Кое-что из моих прежних пристрастий. Давно хотел послушать, но не было проигрывателя. Подумал, что Двое могли бы помочь мне с этим. Если ты не против, конечно…
– Я не против.
XXXVI
После ужина Эмиль вернулся в свою комнату с портативным проигрывателем пластинок в руках. Ян придумал для Двоих занятие на весь вечер, поэтому мальчик временно остался без опеки. На третьем этаже не было никого, кроме Эмиля. Идеальный момент, чтобы попытаться призвать ворона.
Запустив пластинку, Времянкин сделал звук погромче: задребезжали струны, застучали барабаны, запели голоса. Пространственная мелодия заполнила собой всю комнату. Эмиль достал из рюкзака манок, вынул из кармана брюк три куска хлеба, которые ему удалось стащить со стола во время вечерней трапезы, открыл дверь комнаты и, дождавшись сильной доли в музыке, подул в мундштук. Ничего не произошло. Эмиль дождался очередного музыкального акцента и продудел во второй раз. Снова ничего.
– Черт! – нервничал Времянкин.
В третий раз подул он в манок и уставился на пустой дверной проем. Сердце мальчика колотилось в груди, над верхней губой проступил пот.
– Ну же! Ворон, миленький, давай, – шептал мальчик.
Внезапно из коридора на порог комнаты спланировал ворон.
– Мяу, – молвил он и, потряхивая правой лапкой, вошел в покои Эмиля.
Мальчик был рад птице. Он широко улыбнулся, вытер рукавом пот с лица и подбежал к двери. Затем выглянул в коридор и, убедившись, что там никого нет, закрылся в комнате.
Ворон запрыгнул на кровать. Он заметно исхудал и потерял прежний лоск, от чего вид его сделался еще более хулиганистым. Эмиль положил перед птицей хлеб и принес из ванной комнаты стакан с водой. Мальчик поглаживал почтаря по головке, пока тот подкреплялся.
