– Мам, даже не думай, – насторожился Родион.
– Я просто спросила. Вдруг ты не хочешь…
– Мам, ты обещала.
– Конечно, я обещала. Все в силе.
– Точно?
– Сто процентов. Немного посижу только, и пойдем. День сегодня какой-то… Голова тяжелая. У тебя такое бывает? Знаешь, сонливое такое состояние…
– Нет, – решительно ответил Родион.
– Я еще не договорила.
– Ну.
– Нет, так мне не хочется говорить. Что еще за «ну»?
– Ты обещала!
Родион прекратил есть, посмотрел на мать блестящими от влаги глазами, резко встал из-за стола и ушел в свою комнату. Алена взглянула на брата, скривив лицо, как нашкодившая школьница. Эмиль просунул палец под маску и почесал бровь.
– Ну вот, обиделся, наверное, – посетовала Алена.
– Ты плохо себя чувствуешь?
– Да не знаю. Просто вялость. Из-за погоды, наверное.
– Неохота идти?
– Что-то не очень.
– Давай я с ним схожу.
– Он хочет с мамой. – Алена улыбнулась.
– Вам вдвоем ходить небезопасно. Объясни Родиону, он поймет.
– Кинотеатр тут недалеко. И один из ребят… – Алена кивнула в сторону гостиной, – согласился нас проводить. Так что… Ладно, пойду я.
Алена лениво поднялась со своего места.
– Сходи, развейся.
– Да. Родиооон… – позвала она сына. – Собирайся.
На выходе из кухни Алена повернулась к брату.
– Кстати, тебе назначили нового наставника. Он поедет с тобой на конкурс.
– Кто это? – удивился Эмиль. – Я знаю всех педагогов в школе. Всех двух.
– Он не из школы. Его назначили сверху. Специально человек из столицы приедет. И ты с ним знаком, кажется…
– Неужели Гроссман?
– А что? Он плохой? Отказаться от него?
– Просто это странно… Он специализируется на джазе. Ну да ладно. Пусть.
– Хочешь пойти с нами?
– Мне нужно работать. Позанимаюсь на инструменте, пока вас не будет.
В доме остались только Эмиль и полицейский. Пока утомленный бездельем коп дремал в кресле в гостиной, мальчик упражнялся за фортепиано в своей комнате. Закончив очередной фрагмент, он вдруг услышал в звенящей тишине негромкий стук. Он взглянул на окно. Снаружи на карнизе сидел корвус. Ворон тихонько постукивал клювом в стекло. Времянкин спрыгнул со стула и впустил птицу в комнату. На цевке птичьей лапки был намотан клочок бумаги, перевязанный красной нитью. Эмиль снял записку и прочитал:
– ЗАГС № 2; 01.04; 11.00.
XXXVIII
Вечером в субботу с Аленой связался Гроссман и попросил о встрече с Эмилем. Он хотел как можно скорее обсудить план действий со своим новым подопечным. Договорились на полдень воскресенья.
Без пятнадцати двенадцать следующего дня полицейская машина остановилась на парковке ЗАГСа на улице Крылова. Эмиль вышел из салона автомобиля и взглянул на табличку, размещенную на торце двухэтажного кирпичного здания. Надпись гласила:
Отдел № 2 Межрайонного управления ЗАГС
по Пушкинскому муниципальному району.
«Это он», – подумал Времянкин и, не задерживаясь, направился к соседнему зданию, в музыкальную школу.
Безлюдное фойе, свободные крючки гардеробных вешалок, и никаких звуков музыки, чего в будние дни практически не случается. Разве что по ночам. «В школе выходной, – подумал Эмиль и направился к кабинету Яна. – По выходным образовательные учреждения окунают тебя в совершенно особенное состояние. Тихо. Чисто. Все двери заперты. Подошвы ботинок посвистывают от трения с наливным полом. Они, конечно, свистят и в другие дни, но не так заметно. Из-за отсутствия людей помещение совсем иначе поглощает звук: отскакивая от голых стен, он разлетается эхом по коридорам здания. Я помню еще с первых учебных времен это чувство, когда идешь в школу в выходной день. Дополнительный урок или внеплановое собрание класса, не важно. Тебе не нужно рано вставать, ты не несешь с собой полный комплект школьных принадлежностей, а только ручку и тетрадку, которые с легкостью помещаются в кармане куртки. Ну, может, еще учебник. Но даже ради него никто не станет тащить рюкзак или портфель, которые лично у меня прочно ассоциировались с серьезной нагрузкой. В такой день ты можешь одеться по-другому. Надеть свитер вместо школьного пиджака, вместо туфель кроссовки. И все в таком духе. Повседневный стиль с акцентом на удобство вместо рабочей формы. Такие занятия даже не воспринимались как мучение, поскольку случались нечасто, продолжались недолго и, как правило, проходили в расслабленном режиме. Примерно того же я жду от сегодняшней встречи со Львом. Мы формально поговорим о том о сем и разойдемся. Меня отвезут домой, и я спокойно займусь своими делами».
Времянкин вошел в кабинет и с порога ощутил терпкий запах дорогого парфюма. На парте стоял кожаный портфель, на спинке школьного стула висело сложенное темно-синее пальто. Хозяин вещей отсутствовал. «Лев уже здесь, – домыслил Эмиль. – Так… Наша последняя встреча обернулась моим унижением. Хотя для Гроссмана я совсем другой человек. И хватит об этом…»
Эмиль подошел к инструменту и сел на приставленную к нему банкетку. Он посмотрел в сторону окна. Через узкую щель приоткрытой форточки в помещение влетали одинокие снежинки и звуки улицы. Весь ряд вертикальных жалюзи был сдвинут к углу. Длинные ленты бежевой ткани, свисающие с потолка, слегка покачивались на ветру и, тихо шебурша, поглаживали друг друга. Времянкин опустил взгляд к полу и обнаружил под ровной границей жалюзи пару потертых носов кожаных туфель. Сердце мальчика забилось чаще, ладони тут же покрылись влагой. Он узнал туфли Яна, а воображение живо дорисовало и самого учителя, прячущегося за плотным скоплением широких ламелей. Помимо ветерка, качающего полоски ткани, и торчащих носов туфель, на помощь фантазии приходила тень, застрявшая в том углу. «Не может быть…» – внушал себе Эмиль. Он осторожно сполз со скамьи и направился к механизму управления жалюзи, расположенному на противоположном конце карниза. Он взялся за регулирующую цепь, крепко сжал в потном кулачке пластиковые бусины, резко вдохнул и дернул веревку на выдохе. Ламели с грозным шипением выстроились в ряд вдоль окна, обнажив соседний угол. На полу сиротливо стояла пара классических туфель. Эмиль аккуратно приблизился к ним и провел рукой по пустоте над обувью. «А вдруг? – промелькнуло в голове мальчика. – Невидимый Ян – это было бы слишком».
– Эмиль! – послышался знакомый голос.
Мальчик вздрогнул и обернулся: на пороге стоял стиляга Гроссман и тряс мокрыми кистями рук.
– Ой! – удивился он. – Какая у тебя маска…
– Это ненадолго, – ответил Времянкин и направился к инструменту. – Через неделю можно будет снять. Повредил нос… – пояснил он.