Нет, ну это невозможно! «Черная курица, или Подземные жители» Погорельского. Программа пятого класса. Во-первых, Петербург, во-вторых, мальчик Алеша загадал желание, чтобы, не готовясь, ответить любой урок в школе, и получил в дар от подземного короля – конопляное семечко!
Алеша потирал зернышко перед тем, как выполнить задание, прям как я потираю конька перед игрой.
«У Алеши сильно билось сердце… Пока дошла до него очередь, он несколько раз ощупывал лежащую в кармане бумажку с конопляным зернышком… Наконец его вызвали. С трепетом подошел он к учителю, открыл рот, сам еще не зная, что сказать, и – безошибочно, не останавливаясь, проговорил заданное. Учитель очень его хвалил, однако Алеша не принимал его хвалу с тем удовольствием, которое прежде чувствовал он в подобных случаях. Внутренний голос ему говорил, что он не заслуживает этой похвалы, потому что урок этот не стоил ему никакого труда.
В продолжении нескольких недель учителя не могли нахвалиться Алешею. Все уроки без исключения знал он совершенно, все переводы с одного языка на другой были без ошибок, так что не могли надивиться чрезвычайными его успехами. Алеша внутренно стыдился этих похвал: ему совестно было, что поставляли его в пример товарищам, тогда как он вовсе того не заслуживал.
Между тем слух о необыкновенных его способностях разнесся вскоре по целому Петербургу. Сам директор училищ приезжал несколько раз в пансион и любовался Алешею. Учитель носил его на руках, ибо чрез него пансион вошел в славу. Со всех концов города съезжались родители и приставали к нему, чтоб он детей их принял к себе, в надежде, что и они такие же будут ученые, как Алеша. Вскоре пансион так наполнился, что не было уже места для новых пансионеров, и учитель с учительшею начали помышлять о том, чтоб нанять дом, гораздо пространнейший того, в котором они жили.
Алеша, как сказал я уже выше, сначала стыдился похвал, чувствуя, что вовсе их не заслуживает, но мало-помалу он стал к ним привыкать, и наконец самолюбие его дошло до того, что он принимал, не краснея, похвалы, которыми его осыпали. Он много стал о себе думать, важничал перед другими мальчиками и вообразил себе, что он гораздо лучше и умнее всех их. Нрав Алешин от этого совсем испортился: из доброго, милого и скромного мальчика он сделался гордый и непослушный. Совесть часто его в том упрекала, и внутренний голос ему говорил: «Алеша, не гордись! Не приписывай самому себе того, что не тебе принадлежит; благодари судьбу за то, что она тебе доставила выгоды против других детей, но не думай, что ты лучше их. Если ты не исправишься, то никто тебя любить не будет, и тогда ты, при всей своей учености, будешь самое несчастное дитя!»
Притом Алеша сделался страшный шалун. Не имея нужды твердить уроков, которые ему задавали, он в то время, когда другие дети готовились к классам, занимался шалостями, и эта праздность еще более портила его нрав».
Ну-ну.
Только я, в отличие от Алеши, готовлюсь к урокам. Наши мотивы различаются, да и стремления тоже. Он рассуждает как ребенок. А я…
Лифт приехал на этаж. Кажется, Алена. Она!
Был уже поздний вечер, когда вернулась Алена. Она была чем-то сильно взволнована. Взъерошенные волосы, раскрасневшееся лицо, пальто нараспашку: она явно спешила домой. Алена побросала пакеты, которые принесла с собой, в коридоре и, не снимая сапог, проследовала на кухню. Эмиль пошел за сестрой.
Она стояла в темноте, присосавшись к бутылке с водой. Ее тело разрезала тонкая полоска света, выпирающая из приоткрытого холодильника. Эмиль включил общий свет.
– Поздравляю с обновками! – бодро произнес он.
Оторвавшись от бутылки, Алена вытерла губы и захлопнула дверь холодильника.
– Спасибо, – тяжело дыша ответила она.
– Ты в порядке? За тобой гнались?
– Мне так казалось. Неслась как угорелая. Ты не поверишь, что произошло.
Эмиль сел за стол и приготовился слушать рассказ сестры. Она поставила бутылку на скатерть, сняла пальто, перекинула его через спинку стула, плюхнулась на сиденье и расстегнула молнии на сапогах. Затем выдохнула и, расслабившись, опустила плечи.
– Ух, умаялась… Ходила по магазинам, хотела купить что-нибудь к поездке. Свитерок, туфли и еще по мелочи. Прохожу мимо ювелирного. Думаю, дай зайду. Нашла оценщика, показываю ему ожерелье – интересно было: натуральный жемчуг или нет.
– Тааак.
– Оказалось, что натуральный и, более того, самый редкий. Я спросила, сколько может стоить такое ожерелье. Он смотрел, смотрел. Долго изучал каждый камешек. Спрашивает: «Продать не хотите?» Я говорю, мол, продавать не хочу, просто интересуюсь. Подарили, говорю, и все в таком духе. Он показывает мне фото ожерелья виконтессы Коудрей из такого же жемчуга. Только у нее одна нить из тридцати восьми жемчужин, а у меня две такие нити. Так вот ее украшение было продано на аукционе за сто пятьдесят миллионов рублей! По-нашему. Меня аж пот прошиб. А эксперт говорит, мол, продать за такую цену будет трудно, но готов с ходу выписать вам тридцать пять миллионов.
– Тридцать пять миллионов?
– И это, судя по всему, очень скромное предложение. Мне за всю жизнь столько не заработать. Это примерно пятнадцать таких квартир, как наша. Он попросил мой номер телефона. Я дала неправильный. Схватила ожерелье и побежала домой. Всю дорогу оглядывалась, не идет ли кто за мной.
Эмиль посмотрел на шею сестры.
– А где оно?
Алена встала из-за стола и вышла в коридор.
– Сейчас.
Она вернулась на кухню уже без сапог и с ожерельем в руках.
– Вот.
Алена разложила бусы на скатерти.
– Где ты его взял?
– Я же сказал, Дед Мороз принес. Я написал ему письмо, и вот, собственно…
– Написал письмо?
– Ну да.
– Ладно, как скажешь. Что делать будем? Носить такое я не могу. Да и некуда. Дед Мороз расщедрился не на шутку. Мне страшно! Это не мой уровень. Можно его продать?
– Давай не будем спешить. Утро вечера мудренее. Завтра же пойдем в банк и сдадим ожерелье на хранение. Там оно будет в безопасности, пока мы не решим, что с ним делать.
– Это правильно, спешить не надо. Сдадим и спокойно поедем в Петербург. А когда вернемся, может, и придумаем чего-нибудь. Да?
– Мне нужно будет кое с кем посоветоваться. Пока больше никому ни слова об этом.
– Да? Хорошо, – уверенно ответила Алена.
– Что? Уже кому-то сказала?
– Ну…
– Аркадий?! Будь он неладен.
– Не надо так.
– Прости, вырвалось.
– Кстати, это была его идея – оценить жемчуг. Иначе так и ходила бы с целым состоянием на шее.
– М-да уж…
Эмиль призадумался.
* * *
