К Алене и Эмилю подошел Ян. У него в руках тоже были какие-то бумаги.
– Мы играем сорок первыми, – сообщил педагог.
– Сорок первыми? – уточнил Эмиль.
– Это проблема?
– Нет.
Времянкин почесал затылок.
– Хорошо. Как настроение? Волнуешься?
– Все в порядке. А вы?
– Я? – переспросил Ян и щелкнул гортанью. – Я тоже в порядке. Ну что ж, как я понял, через десять минут начало. Можно сходить в туалет или что-то еще, если надо.
– Не надо.
– А я, пожалуй, схожу… – напомнила о себе Алена. – Куплю воды, – немного подумав, добавила она.
– Потом приходите сразу в Английский зал. Занимайте любое свободное место, – проинструктировал Ян.
– А вы?
– Мы будем ждать своей очереди здесь.
Алена наклонилась к Эмилю и поцеловала брата в щеку.
– Ты лучший! Люблю тебя! Ни пуха!
– Спасибо, сестренка! Я тоже тебя люблю.
– Не спасибо, а к черту.
– Как скажешь.
– Ну все, я пойду.
Алена аккуратно стерла с щеки мальчика след от помады, выпрямилась и направилась к дверям. Эмиль и Ян провожали ее взглядами. Перед самым выходом она обернулась, улыбнулась и помахала брату рукой. Ян помахал ей в ответ и быстро переключился на своего подопечного.
– Волнуешься?
– Вы уже спрашивали.
– Ну да. Ну да.
– Не переживайте, все нормально. Чувствую себя хорошо.
– Ну да.
– Вас что-то беспокоит?
– Сомневаюсь, говорить или нет…
– Скажите.
– В жюри Оливье Кассаветис.
– Кто это?
– Это, дорогой мой Аэмилиус, один из лучших исполнителей Равеля современности. Таких надо знать! Чуть ли не главный специалист по его творчеству. Вот так вот.
– Ну и?..
– У нас первым номером идет Токката. Если сегодня ему не понравится твое исполнение, до завтрашнего тура можем и не добраться. Поменять, что ли, местами с Сергеем Васильевичем?
– Думаю, нужно оставить все как есть. Мы специально составили программу так, чтобы поступательно раскрывать мои сильные стороны. На мой взгляд, это верная стратегия.
– Ну да. Ну да.
– Вы сказали Аэмилиус?
– А да… Эмиль происходит от римского Аэмилиуса. Знаешь, что означает твое имя?
– Соперник, кажется. Я не помню. Помню, что в юности не любил свое имя, но со временем привык. Сжился, ничего.
– В юности? Это забавно.
– Я сказал в юности?
– Еще как сказал.
– Мне часто кажется, что мне лет девяносто. Будто я уже родился стариком. У вас такое бывало?
– Стариком? – Ян усмехнулся: – Ну, не знаю. Что именно ты чувствуешь?
– Время. Как его мало. Боюсь потерять. Разве ребенок в моем возрасте не должен хладнокровно убивать его всякой ерундой? Некоторые, например, могут часами бросать камень в стену и радоваться при этом.
– Ха. Я бы сейчас побросал камень в стену. Здорово, должно быть, снимает напряжение. Знаешь, все эти рассуждения о времени, безусловно, важны, но в результате ты просто делаешь то, что любишь, и не делаешь того, что не любишь. Это вопрос желания. Вот и все. А высокомерие – вещь прилипчивая, знаешь ли. Как и любой порок, оно заходит в дверь, а выходит в щелочку. Избавляйся от него, мой тебе совет. Ты только выиграешь. Серьезно.
– Я высокомерный? Возможно, я неточно выразился, рассуждая о других, но я не осуждаю поведения этих… людей. Мне просто… жаль их.
– Вот-вот. Похоже, это оно и есть. Но это не смертельно, с этим можно жить.
Возникла небольшая пауза в разговоре. После Ян продолжил:
– У твоего имени есть еще одно значение – усердный. Здесь, среди конкурсантов, тоже могут оказаться такие, как ты, те, кто ценит время. Приглядись: рвение привело их в эту гостиную. Как и тебя. Время от времени ты будешь сходиться с себе подобными в одной точке. Это неизбежно. У вас схожие стремления – ваши, как бы это сказать, интересы пересекаются. Вы конкуренты. Соперники. Карьера, успех и прочее. Чего обычно люди хотят?
– Вы это не одобряете?
– Что значит «не одобряете»?
– Стремление к успеху и «прочее»?
– Я же здесь. Зачем еще что-то говорить?
Ян снова щелкнул гортанью.
Опекуны конкурсантов постепенно покидали помещение, направляясь в Английский зал. К началу первого тура во Фламандской гостиной остались только дети и их педагоги.
– Ладно.
Ян достал из кармана платок и промокнул лысину. В гостиную вошла женщина и обратилась к присутствующим:
– Уважаемые конкурсанты, мы начинаем. Прошу подойти к сцене первого участника. Это у нас – Царева Людмила.
Из глубины гостиной вышла девочка лет десяти в голубом платье, с флейтой в руках. Она направилась к женщине, назвавшей ее имя. Следом за флейтисткой шла, по всей видимости, преподавательница девочки, вероятно для аккомпанемента. Женщина пропустила участницу и ее педагога к сцене и снова обратилась к присутствующим:
– Фенхель Денис готовится.
Со стула поднялся мальчик с трубой.
– Вы следующий. Я вас отдельно приглашу. Прошу всех сохранять тишину. Удачи, ребята!
Женщина улыбнулась и скрылась за дверью. В гостиной можно было слышать почти все, что происходило в Английском зале. Речь конферансье звучала неразборчиво, но по аплодисментам зрителей можно было догадываться, что происходит на сцене. Поначалу это были короткие по продолжительности, но частые хлопанья.
– Представляют жюри, – негромко комментировал Ян.
Он стоял, сложив руки на груди, смотрел в пол и внимательно слушал, что происходит в соседнем зале. Спустя пару минут воцарилась полная тишина. Она длилась ровно столько, сколько нужно конкурсанту, чтобы выйти на сцену и начать свое выступление.
– Началось.
Ян выдохнул. Заиграло фортепиано. Почти сразу вступила флейта.
– Ресслер-Розетти. Концерт ре мажор для флейты с фортепиано, – с ходу определил Ян.
Он вслушивался в исполнение, зажмурившись, потирая кончиками пальцев седые виски. В какой-то момент Ян сморщился и открыл глаза. Затем улыбнулся и окинул взглядом окружающих. Словно он что-то заметил и хотел убедиться, заметил ли это кто-то еще.
– Что? – спросил Эмиль.
– Ничего, ничего, – ответил Ян.
И добавил шепотом:
– Если и другие будут демонстрировать такой уровень, у нас приличные шансы на победу.
