– А что делать? Путь обмана, он такой.
– Я обманщик, да?
– Ты же выдаешь себя за семилетнего ради выгоды?
– Ну да. Немного смухлевал, есть такое, и продолжаю это делать. А ты предлагаешь запереться в квартире? Или разорвать договор с Василисой? Раз уж мне выпал такой жребий, предпочитаю развиваться. Мир не изменится от маленькой лжи. Я один не займу много места. Ты, наверное, осуждаешь меня?
– Моя вселенная безразлична. Волшебство это преимущество. Как ни крути.
– Ясно.
– Что еще расскажешь?
– Прилетал ворон, принес послание. То есть сначала я отправил послание, написал: «Кто там?» Вчера пришел ответ: «Твоя дочь». Что это может означать?
– Что у тебя есть дочь.
– И что делать?
– Зависит от того, чего ты хочешь. Хочешь увидеться с дочерью – продолжи переписку, назначь встречу. Не хочешь увидеться – ничего не делай.
– Как-то легко у тебя все получается. Я ведь не знаю, к чему это может привести. И я выгляжу как семилетний, если ты не заметил. Какой из меня отец? Это серьезные вещи. Мой мир и так шаткий – хороши советы!
– Моя задача помогать тебе в достижении цели. Если ты не знаешь, чего ты хочешь, – у тебя нет цели, а значит, я не могу помочь. Пойми, чего ты хочешь.
– Ясно. Что ж, ты мне очень помог, но нам пора закругляться. Скоро проснется Алена…
– Да, конечно.
– Я солью воду, ты не против?
– Давай.
– До встречи.
Времянкин слил жидкость из стакана, просушил булавку полотенцем и полез в душ.
После завтрака Эмиль засел за биологию. К обеду осилил несколько тем из учебника и остановился на «Царстве бактерий». Последняя тема настолько заинтересовала мальчика, что он решил зарисовать все формы бактерий в цвете.
Получившиеся рисунки Эмиль планировал сдать в качестве экзаменационных работ по ИЗО. После обеда эта идея больше не казалась ему такой уж хорошей. Эмиль решил подстраховаться и сделать еще пару рисунков. Начал с «отдыхающего бизона» – копии наскального изображения из пещеры Альтамира. Полихромная каменная живопись эпохи верхнего палеолита впечатлила Времянкина, когда он штудировал учебник истории за пятый класс.
«Рисунки сделаны пятнадцать-десять тысяч лет до нашей эры. Обнаружены только в девятнадцатом веке. Затерявшееся послание предков. Интересно, как зовут мою дочь? Как она выглядит? Какой у нее характер? Почему она ищет меня? Хочет познакомиться? Любит? Она меня даже не знает. Я не могу быть отцом. Я заколдованный дуралей. Возможно, гуманнее будет прервать эту связь. А вдруг она в беде? Вдруг ей нужна моя помощь?.. Так! Чего я хочу? Я хочу… Увидеть ее. Я напишу ей», – на этой мысли Времянкин закончил рисовать бизона и принялся за портрет Родиона. Фотография племянника стояла в рамке на столе, прямо перед ним. Этот снимок всегда нравился Эмилю. Родион сидел на стуле в меланхоличной позе, словно статуя Джулиано Медичи рук Микеланджело, и задумчиво смотрел в сторону.
«Напишу: «Время и место?» Поймет ли она, что я предлагаю встречу? Надеюсь, она живет не за тридевять земель», – размышлял Эмиль. Он закончил рисовать и оставил сохнуть пропитанные краской листы. До начала занятия с Яном оставалось еще два часа. Времянкин отрезал от чистой тетрадной страницы тонкую полоску бумаги, взял ручку и мелко вывел: «Как тебя найти?» Переодевшись к выходу, Эмиль взял записку, скотч, манок, горсть орехов, обулся и вышел из дома.
Перед репетицией мальчик успел зайти в парк. Оказавшись на прежнем месте, он позвал ворона и отправил сообщение своему корреспонденту.
На подходе к кабинету Яна Эмиль услышал доносящуюся оттуда музыку. Три четверти. Минималистическая «Гимнопедия № 1» Эрика Сати. Времянкин любил играть ее в детстве из-за размеренного темпа и чувственной мелодии. Он сразу заметил ошибки в исполнении. Буксующий темп и чрезмерная атака левой руки, но в правой руке, как показалось Эмилю, присутствовало чувство. Времянкин постучал в дверь и вошел. За инструментом сидели Двое. Они играли в четыре руки
[2]. Слева сидел мужчина, а справа – женщина. Ян стоял у окна, смотрел на двор и слушал музыку.
– Раз, два, три. Раз, два, три, – считал он вслух. – Удерживаем темп, не спешим. Вот так. Выразите свою печаль. Расскажите, каково это, быть вами. Стоп!
Двое остановились. Ян повернулся к ним и увидел Эмиля.
– Ты слышал?
– Да. Это прогресс.
– Дохлый номер.
Ян подошел к фортепиано и обратился к Двоим:
– Освободите место. Сделайте нам кофе, фрукты, как обычно, и посидите у двери.
Двое поднялись с банкетки и направились к столу. Времянкин внимательно следил за их действиями. Мужчина и женщина делали все как и раньше: скатерть, блюда с яствами, чашки – и все без эмоций, механически.
– Я тоже никак не привыкну, – улыбнулся учитель.
– Да, – согласился Эмиль.
Но его интересовала не способность Двоих творить чудеса, он услышал что-то в их неуклюжей «Гимнопедии». Во всем сыгранном фрагменте было всего лишь несколько нот, пронизанных чувством, но этого хватило, чтобы усомниться в бесчеловечности Двоих. Эмиль хотел разглядеть в их движениях подтверждение своим догадкам. Хотел увидеть нечто иррациональное, нарушающее схему. Он присмотрелся к женщине и заметил едва уловимое движение ее правой стопы. Она слегка приподнимала и опускала носок, но делала это в определенном темпе. «Да у нее вальс в голове. Раз, два, три. Раз, два, три. Она явно считает в уме. Что-то прячется у них внутри, что-то независимое от воли хозяина, что-то личное, свое. И это невыразимое что-то однажды вырвется наружу. Возможно, музыка так действует на них», – эта мысль показалась Эмилю настоящим откровением, но он решил не делиться ею с Яном.
– Начнем? – торопился Эмиль.
– Рвешься в бой? Похвально.
– Хочу показать «Марс». Внес кое-какие изменения.
– Да? – насторожился Ян. – Моя версия тебя не устроила?
– Ты проделал отличную работу! Я лишь кое-что подправил, тебе понравится. И еще кое-что…
– Что?
– Я сыграю.
– Ну давай. Я пока выпью кофе.
Двое закончили накрывать на стол и заняли места у двери. Времянкин расположился за инструментом, расставил перед собой ноты и начал играть.
Зловещее крещендо во вступлении подготавливало к масштабному событию. Затем форте – тревога сменялась отчаянием. Фортиссимо – вселенский катаклизм оборачивался личной трагедией. Пиано – осколки разрушений, разлетающиеся в космосе. Передышка перед очередным ударом, и снова космос взбудоражен! Семь минут невероятного эмоционального напряжения. Ян слушал Эмиля, закрыв глаза. Мышцы его лица реагировали на смены настроений. Он так и не притронулся к кофе.
