Забрав со стола перчатки, Времянкин выключил свет в гримерке и вышел.
Народу в зале заметно поубавилось. Были даже свободные столики. Осматривая помещение в поисках лучшего места, Эмиль обратил внимание на мужчину, выпивающего в одиночестве в глубине зала. На вид лет пятидесяти, седой, с ухоженной бородкой, в горчичной водолазке и экстравагантном клетчатом пиджаке. Мужчина сидел полубоком к столу, закинув ногу на ногу. Он дирижировал в воздухе стопой в бордовой туфле. Между краем узкой брючины и расшитыми берцами башмака проглядывалась оранжевая ткань носка. Одной рукой мужчина листал что-то в своем смартфоне, другой неспешно взбалтывал содержимое хрустального рокса (олд фэшн). Он сосредоточенно смотрел в светящийся экран коммуникатора, не отвлекаясь ни на что вокруг. Недолго думая, Времянкин направился к нему. Подойдя к столу, он положил руку на спинку свободного стула. Мужчина не обратил на Эмиля никакого внимания. Плавающие в его напитке кубики льда ритмично стукались друг о друга и о стенки сосуда. «Интересная получилась бы перкуссия, – подумал Эмиль. – Эрику бы понравилось».
II
– Не меня ждешь, случайно? – спросил Времянкин.
Мужчина поднял голову. Увидев Эмиля, он улыбнулся, обнажив верхний ряд зубов. Между центральными резцами зияла примечательная щель.
– О! Эмиль! Пожалуйста, садись. Я никого не ждал, просто допивал свой бурбон. Прошу.
Он указал Времянкину на свободный стул, убрал коммуникатор в карман, снял ногу с ноги и повернулся к столу, сложив ладони перед собой.
– Здравствуй, Лев! Давненько я не слышал твой рычащий голос.
Эмиль протянул Льву руку. Тот пожал ее.
– У тебя голос такой, знаешь, ррррххххрршрххр. Вот такой. Рычаще-шипящий. Редко встречаются такие голоса.
Гроссман усмехнулся, погладив бороду.
– Давненько не виделись. Это правда, – согласился Лев.
В момент, когда Эмиль начал усаживаться на стул, раздался треск рвущейся ткани. Карман его брюк зацепился за металлический угол столешницы. Стол, очевидно, был прикручен к полу и даже не покачнулся. Штанина пошла по шву, оголив ляжку бедолаги.
– Твою мать! – в сердцах произнес Эмиль. – Что ж такое сегодня? Проклятая энтропия!
Лев усмехнулся.
– Прости. Я не над этим. Я над энтропией. М-да… Сочувствую, – просипел Гроссман.
Мужчина откинулся на спинку стула, снова закинул ногу на ногу и отпил из стакана.
– Да смейся, чего уж там, – вздохнул Эмиль.
Он положил одну руку на стол, а другой прикрыл дыру в штанах.
– Мне кажется, ты первый человек за всю историю «Секунды», с которым случилось подобное. Блядь, это ж надо!
Лев засмеялся так, будто поскакал на хромой кобыле по кочкам, тряся животом и плечами.
– C моим-то везением… Неудивительно.
– Считаешь, энтропия по отношению к тебе как-то особенно жестока?
– Да нет. Ей по барабану. Она безразлична. Рушит все, что плохо держится. Да и то, что хорошо держится, разрушит когда-нибудь. Это вопрос времени. Мы сопротивляемся этому тлену. Пытаемся, так сказать, удержать в целости то, что постоянно стремится распасться. Препятствуем неизбежному разложению и гниению. Кто как может. По мере сил. И чем меньше сил, тем, соответственно, больше дыр в штанах. И в карманах тоже дыр. Не знаю. Я ответил на твой вопрос?
– Пожалуй, да. Для поддержания порядка нужна энергия, это точно. И голова на плечах, – многозначительно добавил Лев и глотнул бурбона.
Эмиль заметил, что собеседник косится на его локоть, лежащий на столе. Времянкин знал, что в этом месте ткань пиджака вытерлась до блеска.
– Так я не понял, тебе удается сопротивляться хаосу или нет? – решил уточнить Гроссман.
Эмиль опустил руку под стол.
– Да удается, удается. Только очень хреново мне это удается… Я уж, можно сказать, серьезно тронут прелью. Если бы у меня был регулярный доход, было бы проще давать отпор, честно говоря.
– Концовка концерта получилась что надо! – улыбнувшись, перевел тему Лев. – Занятная вещица! Твоя?
Эмиль начал высматривать в зале официанта.
– Моя, – обреченно ответил он. – А толку-то…
Времянкин поймал взглядом блуждающего меж столиков молодого человека в фартуке и кивнул ему. Тот подошел.
– Что-нибудь желаете? – обратился он к Эмилю.
– У вас есть нитки с иголкой? Мне нужно кое-что зашить. Буду вам признателен.
– Попробую найти. Что-нибудь закажете?
– Светлое пиво и сэндвич с индейкой.
Официант удалился.
– Мне нужна работа, Лев. Мне бы только на ноги встать.
– Ничего не получится, Эмиль. У тебя проблемы с подчинением. Мы это уже проходили.
– У молодого альтиста таких проблем, конечно же, нет.
– Для Дениса я авторитет. Он мне в рот смотрит.
– Хочешь, чтобы тебе смотрели в рот, возьми в оркестр дантиста. Толку будет больше. Этот парень слабоват.
– Людям он нравится.
– Люди ничего не понимают.
– Похоже, это ты ничего не понимаешь. Я работаю для людей, они оплачивают мою красивую жизнь. И, повторюсь, им нравится Денис. И потом, говоря «нет», я помогаю тебе.
– Мне уже много кто так помогает.
– Значит, нужно сделать правильные выводы. Попытаться что-то изменить. В себе, возможно.
– Так и поступлю.
– Кстати, двоих других я тоже возьму.
– Ритм-секцию?
– Благодаря тебе они раскрылись сегодня.
– Я тут ни при чем.
– Как знать. Иногда что-то неочевидное нужно смешать с чем-то ярким, чтобы раскрыть потенциал первого. Методом ассамбляжа. И неявное может вдруг проявиться. Прозвучать по-новому. Заиграть. Это кайф. Кто-то должен был вытащить из них это. Подсветить. Дать им почувствовать свои силы. Готов поспорить, до тебя они так далеко не заходили. Атмосферили будь здоров. Короче, замечательная парочка. И Юля, и Роберт. Девчонка еще и хороша собой. Ее ждет большое будущее. Если будет слушаться, конечно. Странно, что она не попадалась мне на глаза раньше.
Взгляд Льва сделался маслянистым, когда речь зашла о Юле. Его упитанные щеки вздрогнули от гривуазной ухмылки.
– В общем, спешл сенкс.
– Ага.
– Эмиль, можно дать тебе совет? – спросил Лев, предварительно выдержав паузу.
– Если только бесплатный.
– Пользуйся на здоровье.
– Ты что-то балуешь меня сегодня, Лев. И помогаешь, и учишь. Ну давай.
– Никогда не поздно начать сначала. Попробуй себя в работе, не связанной с музыкой. Торговля, например. Или что-то другое. Может еще успеешь заработать денег на старость.
