– Ух ты! Только я собрался уходить, а тут такое… Надо же. Куда подевалась непогода? Будто режим переключили. Как по волшебству прямо-таки. Сменили пластинку.
Нерешительно переминаясь с ноги на ногу, Эмиль посмотрел вниз.
– Мы на своей старушке-Земле просто нарезаем тут круги. Мой сорок первый круг сегодня завершился. Что мне осталось? Зачем дальше испытывать судьбу? Пустые надежды. Жизнь не сладостная фантазия. Нет уж. Это борьба. И боль. Дорогой подарок, с которым я так и не разобрался. Да, Луна прекрасна, Мир прекрасен. Это есть. Но без меня он не станет менее прекрасным. Может даже наоборот. Хватит с меня. На чем я остановился?
Времянкин еще раз взглянул на горизонт, прежде чем снова зажмуриться. Белое пятно луны, запечатлевшееся в его мозгу после затвора век, начало постепенно рассеиваться. На впечатлении проявилась деталь, на которую Эмиль поначалу не обратил внимания. И немудрено: деталям трудно соперничать со спутником Земли. Какой-то предмет, попавший в поле зрения Эмиля, но пока не осознанный им. Что это было? Он пытался разглядеть в своем воспоминании ускользающий образ. На теплоходном причале, расположенном со стороны Фрунзенской набережной, что-то стояло. То, чего там быть не должно. Какой-то выпирающий элемент. Бросающийся в глаза. В свете фонаря. Деревянное, квадратное, беспомощное…
– Фортепиано? Какого хрена оно там делает?!
Эмиль открыл глаза и уставился на загадочную область пейзажа. И действительно, на причале стояло фортепиано. Инструмент был повернут резонансной декой к воде. С такого ракурса человек, не знакомый с устройством пианино, мог бы спокойно принять его за обычный платяной шкаф. Но диагональные рипки, размещенные на деке, не оставляли у Эмиля никаких сомнений. Печальное, никем не охраняемое фортепиано безмолвно покрывалось снежком.
– Бедное. Мерзнет там. Я так не могу.
Времянкин перелез на пешеходную часть моста и направился к причалу.
По пустынной набережной лишь изредка проносились автомобили. Эмиль спустился по каменной лестнице к площадке у воды. Там, посреди белоснежного, сверкающего ковра, возвышалась черная «Сюита». Точно такая же стояла в комнате Эмиля, когда он был еще ребенком. «Сюита» была его первым инструментом.
– Что ты тут делаешь? – спросил он и огляделся по сторонам.
Выдавливая скрипы из снежной мякоти, Времянкин неспешно приблизился к пианино.
– Тебя, похоже, сняли с какого-нибудь теплохода, – предположил Эмиль. – За ненадобностью.
Музыкальным инструментам такого размера не приходится рассчитывать на сочувствие со стороны людей. Особенно когда речь заходит о занимаемом ими пространстве. В наши дни акустических великанов безжалостно вытесняют компактные электропиано. Увидеть на улице у мусорных баков приличное фоно – дело привычное. Оно и понятно. Пространство в этом городе стоит слишком дорого.
Эмиль заметил, что боковина у фортепиано частично обожжена. Он начал поглаживать пианино так, будто оно живое и нуждается в поддержке.
– Досталась же тебе судьба…
Смахивая снег с верхней крышки, Времянкин обошел «Сюиту» вокруг. Рядом с инструментом валялась банкетка, у которой было только три ноги вместо четырех. Эмиль поставил ее перед фортепиано и сел. Сдув зазимок с клапа, откинул крышку.
– Посмотрим, что тут у нас.
Отсутствовала клавиша «ре» в четвертой октаве. Эмиль зажал ноту «соль» в среднем регистре. Она звучала чисто, но с легким хрипом. Времянкин проверил строй, сыграв пару гамм. Некоторые клавиши западали, но инструмент строил и имел приятный звук. Эмиль снова огляделся по сторонам. Затем свел ладони вместе, поднес их к губам, обдал теплым выдохом и по старой памяти заиграл мелодию, которую сочинил, когда ему было шестнадцать лет. Он вспомнил, как играл ее на той самой «Сюите» в своей комнате в родительской квартире. Это было сочинение максималиста. Странная, угрюмая и в то же время полная романтических надежд композиция. Музыкальный портрет юности. В интерпретации повзрослевшего автора. Два Эмиля встретились, чтобы обменяться впечатлениями от жизни.
Времянкин будто забыл о холоде. Беседа с самим собой увлекла его. Пальцы бегали по клавишам, разгоняя кровь. Вкладывая в исполнение все свои переживания, пианист, кажется, всерьез разоткровенничался. Он изливал все, что накопилось. Он выговаривался. Мелодия сочилась болью и отчаянием. Но к финалу музыкальное настроение начало меняться. Молодой Времянкин брал верх. Трагедия отступала. А вместе с ней и подавленность Эмиля. Ему становилось легче. Терапевтический эффект от доверительного общения не заставил себя долго ждать. Лицо горюна озарила улыбка умиротворения.
Когда Времянкин сыграл последнюю ноту, послышались хлопки. Они доносились со стороны воды. Эмиль привстал с банкетки, выглянул из-за инструмента и всмотрелся в источник звука. Примерно в трех метрах от причала, в реке, была девушка. Ее тело по плечи скрывалось в воде. Виднелась лишь голова и вяло аплодирующие ладони, мешавшие разглядеть ее лицо. Сделав еще пару хлопков, девушка опустила руки под воду.
– Мне понравилось! Молодец! – сказала она, усмехнувшись.
Эмиль растерялся. Уж очень странно все это выглядело. Девушка держалась на воде слишком спокойно. Неправдоподобно легко, учитывая минусовую температуру и прочие обстоятельства. Было ощущение, что она не прилагает никаких усилий, чтобы оставаться на плаву. Будто река в этом месте не глубже детского бассейна. Вокруг девушки образовалась почти сказочная безмятежность. Луна не сводила с нее глаз, вода еле дышала. Даже снег, казалось, замедлил свое падение. Времянкин подошел к краю причала, чтобы получше разглядеть незнакомку.
– Простите, вы что-то сказали? – осторожно поинтересовался он.
Мокрые волосы девушки, гладко убранные назад, отдавали рыжиной. Капли воды на белой коже сверкали в холодном свете. Юный румянец пылал на матовых щеках. Под коромыслом бровей блестели голубые глаза-колодцы. Над левым уголком алого рта, как знак препинания, стояла маленькая родинка.
– Я сказала, что мне понравилось. Ты меня растрогал. Я даже пустила слезу.
Ее голос звучал спокойно, теплый тембр пробирал Эмиля до мурашек. Магическая красота ее лица заставила Времянкина оторопеть. Он попытался сказать что-то, но слышалось лишь сбивчивое мычание. Девушка улыбнулась.
– Я не понимаю, что ты говоришь, – промолвила она и подплыла чуть ближе к причалу.
– Эээ… Я хотел сказать, что вы, похоже, чувствуете себя хорошо.
– Так.
– Судя по всему, вы отлично плаваете, но я на всякий случай уточню… Вам помочь?
Незнакомка смотрела на Эмиля с несходящим умилением и вдруг рассмеялась. Да так заливисто, если не сказать гомерически. Времянкин поначалу насупился, не понимая, чем вызвана столь бурная реакция. Но смех был настолько заразительным, что наш герой не смог сдержать улыбки.
– Чего вы? – недоумевал он.
Смех девушки не на шутку затянулся. Одна волна гогота сменялась другой. Выглядело так, будто она снова и снова прокручивала ситуацию в голове и каждый раз находила в ней что-то смешное.
