– Нет, – призналась Кардения. – Я рада, что за последние месяцы мы смогли лучше узнать друг друга. Но… – Она развела руками. – Все остальное…
– Тебе хочется ближе узнать своего отца, – улыбнулся Батрин, – но вместо этого приходится готовиться к управлению вселенной?
– Смешно, но так и есть.
– Это я виноват. Как ты знаешь, ты родилась случайно – по крайней мере, если говорить о моем участии. – Кардения кивнула. – Все, в том числе твоя мать, советовали держать тебя подальше от двора. И я с радостью согласился с ними.
– Знаю. И я никогда тебя не винила.
– Да, не винила. Странно, правда? – сказал Батрин.
– Не понимаю, о чем ты.
– Ты в буквальном смысле принцесса, но тебе не нравилось жить, как принцесса. Думаю, большинство людей возмутились бы, оказавшись в твоем положении.
– Мне нравилось это как вариант, – пожала плечами Кардения. – Когда мне было восемь, я немного возмущалась. Но когда я стала достаточно взрослой и поняла, что значит быть принцессой, я обрадовалась, что большая часть всего этого пройдет мимо меня.
– И все же это тебя настигло.
– Да, – кивнула Кардения.
– Тебе все еще не хочется быть имперо?
– Нет, не хочется. Я бы предпочла, чтобы ты передал трон кузену, племяннику или кому-нибудь еще.
– Если бы Реннеред женился раньше и у него остался бы ребенок, это решило бы твою проблему. Но этого не случилось. И в любом случае, если бы он женился на этой Нохамапитан и у них родился наследник, она стала бы регентом. Не слишком удачная мысль – позволить ей бесконтрольно править империей.
– Ты же сам настаивал, чтобы он на ней женился.
– Политика. Как я понимаю, тебя тоже убеждают выйти замуж за ее брата.
– Да.
– Это политически выгодно.
– И ты этого хочешь?
Батрин резко закашлялся. Кардения налила стакан воды и поднесла к его губам.
– Спасибо. Нет. Надаше Нохамапитан бессердечна и жестока, но и Реннеред не был невинным младенцем. В этом смысле он напоминал мою мать. Он держал бы жену в узде и наслаждался бы этим – как и она сама. Но ты не такая, как Реннеред, и Амит Нохамапитан лишен той спасительной благодати, что есть у его сестры, а именно ума.
– Он зануда.
– Это куда короче и точнее.
– Но ты сейчас сказал, что это политически выгодный союз.
Батрин едва заметно пожал плечами:
– Да, и что с того? Ты скоро станешь имперо.
– И тогда никто не сможет указывать мне, что делать.
– Ну уж нет, – ответил Батрин. – Все станут указывать тебе, что делать. Но тебе вовсе незачем каждый раз их слушать.
– Сколько ему еще осталось? – спросила Кардения за ужином у Кви Дринина. Точнее говоря, ужинала сама Кардения в приватной столовой, роскошная обстановка которой выглядела скорее смешной, нежели чудовищной, приятно контрастируя с остальной резиденцией. Дринин ничего не ел, а лишь стоял, ожидая, когда ему дадут возможность дать отчет о состоянии умирающего. Кардения спросила, не хочет ли он поесть, но он отказался столь поспешно, что ей подумалось, будто она невольно нарушила некий имперский протокол.
– Думаю, не больше суток, мэм, – ответил Дринин. – У него фактически перестали работать почки, и хотя мы еще можем ему помочь, скоро откажет и все остальное – организм в критическом состоянии. Ваш отец понимает, что можно предпринять героические меры, но те продлят его жизнь в лучшем случае на несколько дней, и он предпочел от них отказаться. Сейчас мы лишь создаем ему необходимый покой.
– Он все еще в ясном уме, – сказала Наффа, которая тоже ничего не ела.
Кивнув, Дринин повернулся к Кардении:
– Вряд ли стоит рассчитывать, что это надолго, мэм, особенно если учесть, что в его крови продолжают накапливаться токсины. Не сочтите за дерзость, но если вы хотите сообщить отцу нечто важное, лучше сделать это раньше, чем позже.
– Спасибо, доктор, – ответила Кардения.
– Не за что, мэм. Могу я спросить, как вы себя чувствуете?
– В личном смысле или в медицинском?
– И в том и в другом, мэм. Я знаю, что вас несколько недель назад подключили к сети, и хотел бы убедиться, что обошлось без побочных эффектов.
Свободной от вилки рукой Кардения дотронулась до точки на затылке, у самого основания черепа, куда ей вживили имплант имперской нейросети. Через месяц или около того он должен был врасти в ее мозг.
– Где-то с неделю болела голова, – ответила она. – Сейчас все хорошо.
– Прекрасно, – кивнул Дринин. – Головная боль – дело обычное, но если почувствуете что-то другое, дайте мне знать, конечно же. Имплант уже должен полностью прижиться, но мало ли что.
– Спасибо, доктор, – повторила Кардения.
– Не за что, мэм, – кивнул Дринин и повернулся, собираясь уйти.
– Доктор Дринин?
– Да, мэм? – Дринин остановился и снова повернулся к ней.
– Буду рада, если после передачи власти вы и ваши подчиненные останутся на службе имперо.
– Конечно, мэм. – Дринин улыбнулся и, низко поклонившись, вышел.
– Знаете, вам незачем просить остаться весь имперский персонал, – сказала Наффа, когда за ним закрылась дверь. – Иначе весь первый месяц уйдет на это.
Кардения показала на дверь, через которую вышел доктор.
– Этому человеку предстоит осматривать меня в течение десятилетий, – сказала она. – Думаю, нет ничего плохого в том, чтобы лично попросить его остаться. – Она посмотрела на помощницу. – Как-то странно: почему ты не ешь вместе со мной, а стоишь с планшетом и чего-то ждешь?
– Подчиненные не едят вместе с имперо.
– Даже когда имперо им разрешает?
– Вы приказываете мне съесть вместе с вами ту бурду, которую вы едите?
– Никакая это не бурда – всего лишь буйабес
[2] из коричной рыбы. И я ничего не приказываю. Я просто говорю, что ты можешь, если хочешь, поесть вместе со своей подругой Карденией.
– Спасибо, Кар, – ответила Наффа.
– Меньше всего мне хотелось бы видеть в тебе только подчиненную. На самом деле мне нужны друзья. Друзья, которым все равно, кто я такая. Когда мы были маленькими, только тебя не волновало, что я принцесса.
– Мои родители – республиканцы, – напомнила подруге Наффа. – Если бы я относилась к тебе иначе из-за того, кем был твой отец, они бы от меня отреклись. Они и сейчас возмущаются, что я на тебя работаю.
– Кстати, напомнила: когда стану имперо, смогу дать тебе титул.
