– Только попробуй, Кар, – возразила Наффа. – Иначе я никогда не смогу поехать домой в отпуск.
– «Баронесса» звучит не так уж плохо.
– Если будешь продолжать в том же духе, вылью рыбный суп тебе на голову, – предупредила Наффа. Кардения молча улыбнулась.
– Я смотрел твое видео, – сказал Батрин, проснувшись в очередной раз. Кардения отметила про себя, что Дринин был прав: силы оставляли отца, взгляд его блуждал. – То, где ты говорила обо мне.
– И что скажешь? – спросила Кардения.
– Прекрасно. Речь ведь сочинял не комитет?
– Нет.
Исполнительный комитет постоянно жаловался, что Наффа переписала текст речи, пока Кардения не сообщила им, что в нем либо будут слова Наффы, либо не будет вообще никаких. Она радовалась своей первой победе над тремя политическими силами, противостоящими имперо, хотя и не делала вида, будто после ее прихода к власти таких побед будет намного больше.
– Хорошо, – кивнул Батрин. – Ты должна принадлежать только самой себе, дочь моя. И более никому.
– Запомню.
– Обязательно. – Батрин на мгновение закрыл глаза и, казалось, задремал, но тут же снова открыл их и взглянул на Кардению. – Ты уже выбрала себе имперское имя?
– Я думала оставить свое собственное, – ответила Кардения.
– Что? Нет, – покачал головой Батрин. – Собственное имя – для твоего личного круга. Для друзей, супругов, детей, любимых. Оно тебе понадобится. Не отдавай его империи.
– Каким из твоих имен звала тебя моя мать?
– Она звала меня «Батрин». По крайней мере, достаточно долго для того, чтобы это имело значение. Как она?
– Жива и здорова.
Три года назад Ханна Патрик согласилась занять должность проректора в технологическом институте Гельфа, в десяти неделях пути от Ядра по Потоку. Известие об ухудшающемся здоровье имперо, вероятно, уже дошло до нее, но о том, что ее дочь стала новым имперо, ей предстояло узнать уже постфактум. Кардения знала, что мать испытывает весьма противоречивые чувства по поводу ее восхождения на трон.
– Я подумывал на ней жениться, – сказал Батрин.
– Ты мне говорил. – От матери Кардения слышала другое, но сейчас было не время заводить разговор об этом.
Имперо кивнул и сменил тему:
– Могу я предложить тебе имя? В качестве имперского?
– Да, пожалуйста.
– Грейланд.
– Мне оно незнакомо, – нахмурилась Кардения.
– Когда я умру, посмотри, кто она такая. А потом приходи и поговорим.
– Да.
– Вот и ладно. Ты будешь хорошей имперо, Кардения.
– Спасибо.
– Иначе и быть не может. В конце концов, империи это необходимо.
Не зная, что ответить, Кардения лишь кивнула и взяла отца за руку. Похоже он слегка удивился – и слабо сжал ее пальцы.
– Пожалуй, засну, – сказал он. – Засну, а потом ты станешь имперо. Согласна?
– Вполне, – ответила Кардения.
– Ладно. – Батрин снова едва заметно сжал ее ладонь. – Прощай, Кардения, дочь моя. Жаль, что судьба не дала мне шанса любить тебя и дальше.
– Все будет хорошо, – сказала Кардения.
Батрин улыбнулся:
– Приходи повидаться.
– Да.
– Хорошо, – сказал Батрин и погрузился в сон.
Кардения сидела возле отца, ожидая, когда она станет имперо. Долго ждать не пришлось.
Глава 2
Кива Лагос ожесточенно трахалась с помощником казначея, за которым ухлестывала в последние шесть недель рейса корабля под названием «Да, сэр, это моя малютка», шедшего с Ланкарана на Край, – и тут в ее каюту без приглашения ввалился второй помощник Вэйлав Бреннир.
– Я немного занята, – сказала Кива. Ей наконец удалось достичь высшего наслаждения, и она не собиралась его лишаться лишь потому, что этот долбарь (не буквально – в этом смысле он был просто чудовищен) Вэйлав решил заявиться к ней. Не так-то просто дойти до высшей точки. Люди занимаются сексом, а он является без спроса. А потому он увидел то, что увидел, по своей, а не по ее вине. Помощник казначея, похоже, слегка смутился, но Кива слегка прибавила темп, давая понять, что празднество продолжается.
– Я по важному делу.
– Кто бы сомневался.
– У нас на борту таможенный чиновник, который не позволяет вынести с корабля ни одного чепушина, – сказал Бреннир. Если его шокировало или возмутило то, чем занималась Лагос, он тщательно это скрывал, всем своим видом выражая крайнюю скуку. – Мы прибыли на Край именно для того, чтобы выгрузить наши чепушины. Если мы не продадим их или не договоримся о лицензиях, нам крышка. Вы – представитель судовладельца и будете объяснять своей матери, почему этот рейс стал причиной финансового краха вашей семьи. Возможно, вам стоит, вместе с капитаном Блиниккой, прямо сейчас поговорить с тем таможенником и выяснить, как решить проблему. Но вы можете и дальше трахать этого юного члена команды, мэм. Уверен, на вашем будущем, а также будущем корабля и вашей семьи то и другое отразится одинаково.
– Вот дерьмо, – бросила Кива. Наслаждение миновало, и помощник казначея, ее небольшой проект, выглядел теперь довольно уныло. – Бреннир нанес впечатляющий удар тому, кто может запросто дать тебе пинка под зад.
– Можете меня уволить, мэм, – сказал Бреннир. – Для меня всегда найдется работа в гильдии. Так вы идете или нет?
– Я думаю.
– Пожалуй, я пойду, – пробормотал помощник казначея. – В смысле, можно мне идти?
Вздохнув, Кива взглянула на свое завоевание:
– Когда тебе снова на службу?
– Через три часа.
– Тогда оставайся здесь.
Выпутавшись из объятий помощника казначея, она надела на себя нечто приемлемое для внешнего мира и вышла из каюты следом за Бренниром.
«Да, сэр, это моя малютка» был «пятеркой», кораблем, размер и конструкция которого теоретически позволяли ему поддерживать за счет собственных ресурсов жизнь полностью укомплектованной команды в течение примерно пяти стандартных лет, прежде чем начнут отказывать внутренние системы жизнеобеспечения и охваченные невообразимым ужасом члены экипажа будут судорожно жаться друг к другу в ожидании конца, как рано или поздно случается со всеми командами, затерянными в бескрайних просторах космоса, без надежды на спасение.
Однако на практике внутри Потока, текшего, словно река, посреди Взаимозависимости, человеческие поселения были отделены друг от друга не более чем девятью месяцами пути. «Пятерки», как и «десятки», их более крупные собратья, обычно имели систему жизнеобеспечения, рассчитанную на год, с прибавкой в три месяца на случай какой-либо ошибки. Остальное пространство отдавалось под груз, а в случае «Да, сэр» – под астропонные фермы: там выращивались сельскохозяйственные продукты, монопольно принадлежавшие владельцам кораблей, которые доставляли их в разные поселения.
