— Добились вы таки своего, септон, — засмеялся сир Хиль. — У бедняги Подрика глаза вот-вот из орбит выскочат.
— А вот и нет, — возмутился Подрик. Собака поддержал его лаем.
Ночлег они устроили в дюнах. Бриенна отправила Подрика на берег собрать плавник, но он вернулся с грязными коленками и пустыми руками.
— Теперь отлив, миледи. Вода отошла, там только мокрый песок и лужи.
— Не заходи на отмель, дитя, — предупредил его септон. — Морской песок не любит чужих и может тебя проглотить.
— Ну уж. Обыкновенная грязь.
— Да, пока она не набьется тебе в нос и в рот — тогда эта грязь убивает. — Мерибальд смягчил угрозу улыбкой. — Отряхни коленки, и вот тебе долька от апельсина.
Следующий день мало чем отличался от предыдущего. Позавтракав соленой треской и апельсиновыми дольками, они тронулись в путь еще до восхода. Позади них лежал розовый небосклон, впереди сиреневый. Собака бежал впереди, обнюхивая тростник и через каждые пару шагов задирая ногу — дорогу он знал, как видно, не хуже, чем Мерибальд. Резкие голоса крачек приветствовали утренний прилив.
Днем они остановились в крохотной деревушке, первой, что попалась им на пути. Над мелким ручьем торчали на сваях восемь домишек. Мужчины вышли в море на лов, но женщины с ребятишками спустились из своих жилищ по веревочным лесенкам и собрались вокруг септона на молитву. Мерибальд, совершив службу, отпустил им грехи и оставил репы, мешок бобов, а также два апельсина, которыми столь дорожил.
— Этой ночью хорошо бы покараулить, друзья мои, — сказал он, когда они ушли из деревни. — Эти люди видели трех недобитков в дюнах, к западу от старой сторожевой башни.
— Всего трое? — улыбнулся сир Хиль. — Для нашей воительницы это пустяк. И к вооруженным людям они вряд ли сунутся.
— Если только не оголодали вконец, — заметил септон. — На соленых болотах есть пища, да только не всякий ее найдет, а эти беглецы ведь не здешние. В случае нападения предоставьте их мне, сир, прошу вас.
— Что же вы будете с ними делать?
— Накормлю их. Предложу исповедаться, чтобы я мог отпустить им грехи. Позову их с нами на Тихий остров.
— Это все равно что предложить им перерезать нам глотки, пока мы спим, — ответил сир Хиль. — У лорда Рендилла против недобитков есть средства получше — сталь и пеньковая веревка.
— Сир-миледи, — вмешался Подрик, — а эти недобитки тоже разбойники?
— Более или менее, — сказала Бриенна.
— Скорее менее, чем более, — не согласился с ней Мерибальд. — Разбойники отличаются друг от друга как птицы разных пород. Крылья есть и у перевозчика, и у морского орла, но они — не одно и то же. В песнях разбойники преступают закон, чтобы отомстить злому лорду, но в жизни они больше похожи на вашего кровожадного Пса, чем на лорда-молнию. Это дурные люди, движимые жадностью, отравленные злобой. Они плюют на богов и ни о ком не заботятся, кроме себя самих. Недобитки больше достойны жалости, хотя могут быть столь же опасны. Почти все они люди простого звания, никогда и на милю не удалявшиеся от родного дома, пока лорд не повел их на войну. Они маршируют под его знаменами в худой одежонке и обуви, вооруженные порой серпами, мотыгами или палицами — привязал камень ремешками к дубине, вот тебе и оружие. Братья идут рядом с братьями, сыновья — с отцами, друзья — с приятелями. Наслушавшись песен и сказок, они мечтают о чудесах, которые увидят, о славе и о богатстве. Война представляется им самым замечательным приключением, которое им довелось испытать на своем веку.
А потом они вступают в бой.
Одним довольно одной битвы, чтобы сломаться, другие держатся годами, потеряв этим битвам счет, — но даже тот, кто пережил сто сражений, может дрогнуть в сто первом. Брат видит смерть брата, отцы теряют своих сыновей, друзья на глазах у друзей зажимают руками вспоротые животы.
Возглавлявший их лорд падает, другой лорд кричит, что отныне они переходят к нему. Кто-то вдобавок к плохо залеченной ране получает еще одну. Они никогда не едят досыта, сапоги у них разваливаются после долгого перехода, одежда изорвалась и сопрела, половина из них от плохой воды гадит прямо в штаны.
Новые сапоги, теплый плащ, ржавый полушлем снимают с убитых, а потом начинают грабить живых, таких же бедняков, на чьих землях идет война. Режут овец, забирают кур, а от таких дел до увода дочерей всего один шаг. Однажды такой вояка оглядывается по сторонам и видит, что его друзей и родных больше нет и он воюет среди чужих, под знаменем, плохо ему знакомым. Он не знает, где он и как попасть обратно домой, а лорд, за которого он сражается, не знает его по имени, однако приказывает ему стоять насмерть со своим копьем, серпом или мотыгой. Потом на него обрушиваются рыцари с закрытыми сталью лицами, и гром их атаки заполняет собой весь мир…
Тогда человек ломается. Он бежит или уползает с поля, скользя между мертвыми телами, он скрывается и ищет убежища. О доме он уже и думать забыл, а короли, лорды и боги значат для него меньше, чем кусок тухлого мяса или бурдюк с кислым вином, которые помогут ему протянуть еще день и заглушить страх. Так он и живет, недобиток, — со дня на день, от одного куска до другого, как зверь, а не как человек. Я не спорю с леди Бриенной — в такие времена путнику следует остерегаться беглых латников… но и пожалеть их тоже не худо.
За речью Мерибальда последовала глубокая тишина. Бриенна слышала шепот ветра в ивах и далекий голос гагары. Слышала дыхание Собаки, бегущего рядом с ослом и септоном.
— Сколько же лет было вам, — прервала она затянувшееся молчание, — когда вы отправились на войну?
— Не больше, чем вашему пареньку. Маловато для воина, но я не хотел отставать от братьев. Биллем назначил меня своим оруженосцем, хотя был, конечно, не рыцарем, а поваренком, и оружием ему служил уворованный там же на кухне нож. Он умер на Ступенях от лихорадки, так и не пустив свой клинок в дело, как и другой мой брат, Робин. Оуэну разнесли голову палицей, а его друга Рябого Джона повесили за насилие над женщиной.
— Война Девятигрошовых Королей? — спросил сир Хиль.
— Так ее называли, хотя я сам ни одного короля не видел и ни грошика не заработал. Но война была. Это точно.
СЭМВЕЛ
Сэм, покачиваясь с носка на пятку, смотрел в окно, где солнце закатывалось за остроконечные крыши. Опять напился небось или девчонку себе нашел. Хоть ругайся, хоть плачь. Дареон его брат по Дозору. Когда он поет, лучшего и желать невозможно, но если попросить его о чем-то еще…
Серые пальцы тумана уже ползли по стенам домов у канала.
— Он обещал вернуться, ты сама слышала, — сказал Сэм. Лилли взглянула на него опухшими красными глазами сквозь завесу спутанных, немытых волос, словно боязливый зверек из-за куста. Они давно уже не зажигали огня, но она все жалась к очагу, словно надеялась найти в холодной золе остатки тепла.
