— Рыцарь-мотылек, потерявший руку на Черноводной? — засмеялась Серсея. — Что ей проку в калеке?
— Мегга находит, что он очень мил. Просила Маргери найти для него обезьянку.
— Обезьянку… — Что на это можно сказать? Воробьи! Обезьяны! Будто вся страна лишилась рассудка. — А что наш бравый сир Лорас — часто ли он навещает свою сестру?
— Чаще, чем все остальные. — Таэна слегка нахмурилась. — Каждое утро и каждый вечер, если служба позволяет. Брат так предан Маргери, что делит с ней все… — Мирийка умолкла, словно пораженная чем-то, и тут же заулыбалась. — Что за гадкая мысль пришла мне в голову, ваше величество.
— Держите ее при себе. Этот холм просто кишит воробьями, а их грешные мысли, как известно, приводят в ужас.
— Как и вода с мылом, если верить слухам.
— Быть может, усердные молитвы отбивают у них обоняние. Надо бы спросить у его святейшества.
Носилки покачивались, шевеля красными шелковыми занавесками.
— Ортон говорит, что у верховного септона нет имени, — сказала леди Таэна. — Неужто правда? В Мире имена есть у всех.
— Раньше было, — махнула рукой королева. — Всех септонов, даже благородного происхождения, зовут только по имени, когда они приносят обет. Но когда один из них становится верховным, он отказывается даже и от него. Будучи представителем богов на земле, он не нуждается более в человеческом имени.
— Как же вы отличаете одного верховного септона от другого?
— С трудом. В обиходе говорится «толстяк», «тот, что был перед толстяком», «старик, который умер во сне». Именами тоже пользуются, но святейших особ это приводит в гнев. Они не любят, когда им напоминают, что на свет они родились как простые смертные.
— Мой лорд-муж уверяет, что этот новый родился с грязной каймой под ногтями.
— Меня бы это не удивило. Обычно Праведные выбирают одного из своих, но исключения тоже бывают. — Об этом Серсее с присущей ему занудливостью поведал великий мейстер Пицель. — При короле Бейелоре Благословенном верховным септоном избрали простого каменщика. Бейелор, увидев, как искусно он обрабатывает камни, объявил его воплощением самого Кузнеца. Нужды нет, что бог во плоти был неграмотным и не мог запомнить даже самой простой молитвы. — По слухам, новоявленного Кузнеца отравил королевский десница, чтобы избавить страну от конфуза. — После его смерти, опять-таки по настоянию Бейелора, выбрали восьмилетнего мальчика, якобы чудотворца — но даже его целительные ручонки не спасли короля, уморившего себя голодом во время поста.
— Моему сынишке скоро семь, — хихикнула леди Таэна. — Чем не верховный септон?
— Он так любит молиться?
— Игры с мечом ему нравятся больше.
— Как и пристало мальчику. Ну а всех семерых богов он может назвать?
— Думаю, да.
— Я приму это во внимание. — Нашлось бы немало мальчуганов, более достойных кристальной короны, чем этот несчастный, на которого Праведные решили ее возложить. Вот что получается, если дать волю глупцам и трусам. В следующий раз Серсея сама выберет им предводителя — и если новый верховный септон будет раздражать ее по-прежнему, ждать придется недолго. Серсея Ланнистер в таких делах не уступит ни одному деснице.
— Дорогу! — кричал Осмунд Кеттлблэк. — Дорогу ее королевскому величеству!
Носилки стали двигаться медленнее — значит они приближаются к вершине холма.
— Вашего сына пора взять ко двору, — сказала Серсея. — Шесть лет — вполне подходящий возраст. Томмен нуждается в обществе других мальчиков. — У Джоффри никогда не было близких друзей-ровесников. Бедный ребенок, такой одинокий. Сама Серсея росла вместе с Джейме… и с Меларой, пока та не упала в колодец. Джофф был привязан к своему Псу, но ведь это нельзя назвать дружбой. В Сандоре он искал отца, которым Роберт так и не стал для него. Маленький названый братец — как раз то, что может отвлечь Томмена от Маргери и ее курятника. Со временем мальчики могут подружиться не менее крепко, чем Роберт с Недом Старком. Нед, конечно, был глуп, но какая преданность! Нужно, чтобы и Томмена поддерживали преданные друзья.
— Ваше величество очень добры, но ведь Рассел еще ни разу не покидал родного дома. Боюсь, в большом городе он совсем растеряется.
— Вначале да, но скоро он привыкнет, как привыкла и я. Когда отец прислал за мной, чтобы отвезти ко двору, я горько плакала, а Джейме ярился — но тетушка села со мной в Каменном саду и сказала, что ничего страшного в Королевской Гавани нет. «Ты львица, — сказала она. — Не ты должна бояться разных мелких зверей, а они тебя». И ваш сын тоже недолго будет робеть. Ведь вы же хотите, чтобы он был рядом и вы могли видеться каждый день? Он у вас единственное дитя, верно?
— Пока да, но муж просит богов послать нам еще сына, на тот случай, если…
— Я понимаю. — Серсее вспомнился Джоффри, царапающий горло ногтями. С какой мольбой он смотрел на нее… а перед ней в те последние мгновения его жизни возникла иная картина: капля крови, шипящая в пламени свечи, и скрипучий голос, предсказывающий короны, саваны, смерть от руки валонкара…
Снаружи послышалась перебранка. Носилки рывком остановились, и сир Осмунд взревел:
— Вы что, передохли там все? Прочь с дороги!
Королева, приподняв занавеску, подозвала сира Меррина Транта.
— В чем причина задержки?
— Воробьи, ваше величество. — Щит и шлем сира Меррина висели впереди на седле. — Расположились прямо на улице. Сейчас мы их уберем.
— Только без лишнего насилия. Еще один бунт мне не нужен. — Серсея опустила занавеску. — Что за нелепость.
— Полностью согласна с вашим величеством. Верховный септон должен был сам прибыть к вам, а эти злосчастные воробьи…
— Он кормит их, носится с ними, благословляет их — а короля благословить не желает! — Это благословение, конечно, всего лишь обряд, но обряды и церемонии в глазах невежд имеют большую силу. Сам Эйегон Завоеватель вел счет своему царствованию с того дня, когда верховный септон помазал его в Староместе. — Ну ничего. Либо он подчинится мне, либо на собственном опыте узнает, что он все еще человек, слабый и уязвимый.
— Ортон говорит, что причиной всему золото. Что он воздерживается от благословения, вынуждая корону возобновить дотации.
— Септа начнет получать свое золото, как только наступит мир. — Септоны Торберт и Реймонд хорошо понимали затруднительность ее положения — в отличие от негодного браавосийца, так нещадно теснившего бедного лорда Джайлса, что тот слег в постель с кровохарканьем. Ей отчаянно нужны эти новые корабли. На один Бор полагаться нельзя — Редвины слишком близки с Тиреллами. На море ей требуется собственный флот.
Они уже растут на верфях, ее корабли. На флагманском будет вдвое больше весел, чем на «Молоте короля Роберта». Аурин обратился к ней с просьбой назвать корабль «Лордом Тайвином», и Серсея охотно дала согласие. Другое судно будет называться «Прекрасной Серсеей», и нос его украсит позолоченная статуя королевы, в кольчуге и львином шлеме, с мечом в руке. За ними пойдут «Отважный Джоффри», «Леди Джоанна» и «Львица», и также «Королева Маргери», «Золотая роза», «Лорд Ренли», «Леди Оленна» и «Принцесса Мирцелла». Дать имена последней пятерке Серсея опрометчиво позволила Томмену. Одним из названий, выбранных королем, было «Лунатик». Лишь когда лорд Аурин заметил, что никто не захочет служить на судне, названном в честь дурака, мальчик неохотно поменял Лунатика на свою сестру.
