— Лилли может оставаться, сколько сама пожелает. Она не так прожорлива, как некоторые другие. — Коиджа ткнула Сэма пальцем в живот.
— Я уже не такой толстый, как был, — обиделся Сэм. Он в самом деле похудел во время плавания на юг. Сплошные вахты, а есть нечего, кроме фруктов и рыбы — летнийцы ничего другого в рот не берут.
Он спустился вместе с лучниками по сходням, но на берегу они разделились и пошли каждый своим путем. Сэм надеялся, что не забыл дорогу до Цитадели. Старомест не город, а настоящий лабиринт, и плутать по улицам время не позволяет.
Булыжник от влаги стал скользким, из-за тумана все вокруг казалось таинственным. Сэм шел через город, придерживаясь реки. Хорошо было вновь чувствовать под ногами твердую землю вместо зыбкой палубы, но взгляды, которые люди бросали на него с балконов, из окон и подворотен, внушали смущение. После тесного кружка на борту корабля здесь его окружали одни незнакомцы. Еще больше тревожила мысль о том, что кто-то из них может узнать его, Сэма. Лорд Рендилл Тарли в городе был известен, но не пользовался любовью. Неизвестно еще, что хуже: быть узнанным отцовским недругом или другом. Сэм надвинул капюшон пониже и прибавил шагу.
По бокам от ворот Цитадели стояли два зеленых сфинкса с львиными туловищами, орлиными крыльями и змеиными хвостами. У одного было мужское лицо, у другого — женское. Тут же рядом помещалась Палата Грамотеев, куда горожане приходили составить завещание или прочесть письмо. С полдюжины скучающих школяров сидели в своих клетушках, ожидая клиентов. Сэм остановился около картографа и рассмотрел начерченный от руки план Цитадели, прикидывая кратчайший путь ко Двору Сенешаля.
У статуи короля Дейерона Первого, который, сидя на коне, указывал мечом в сторону Дорна, дорожка делилась надвое. На голове Юного Дракона сидела чайка, на мече еще две. Сэм свернул налево, к реке. В Слезной гавани два кандидата усаживали какого-то старика в лодку для переправы на ближний Остров Крови. Вместе с ним ехала молодая мать — на руках она держала плачущего ребенка не старше младенца Лилли. Поварята бродили по отмели у причала, собирая лягушек. Розовощекие школяры торопливо шагали к септрию. Мне следовало приехать сюда в их возрасте, думал Сэм. Я мог бы убежать из дому, назваться чужим именем и затеряться среди других школяров. Отец сделал бы вид, что у него есть только один сын, Дикон, и вряд ли бы пустился на розыски — разве если б я у него мула увел. Мула он бы мне не спустил.
У Двора Сенешаля ректоры сажали в колодки школяра постарше.
— Таскал еду с кухни, — объяснил один двум кандидатам, дожидавшимся, чтобы забросать наказанного гнилыми овощами. Все они проводили любопытными взорами Сэма, чей черный плащ вздувался за ним, как парус.
Войдя в дверь, он оказался в зале с каменным полом и большими закругленными окнами. В дальнем конце на помосте сидел человек с худым лицом, царапая что-то пером в большой книге. Одежда на нем была мейстерская, но цепь на шее отсутствовала.
— Доброе утро, — сказал, откашлявшись, Сэм.
Человек поднял глаза, и вид Сэма явно не доставил ему удовольствия.
— Школяр?
— Надеюсь им стать. — Сэм достал одно из писем, которыми снабдил его Джон. — Я ехал со Стены вместе с мейстером Эйемоном, но он скончался в пути. Если бы я мог поговорить с сенешалем…
— Твое имя?
— Сэмвел. Сэмвел Тарли.
Человек записал имя в книгу и махнул пером на скамью у стены.
— Садись. Тебя позовут.
Сэм послушно уселся.
В зал то и дело входили другие люди. Одни оставляли какие-то послания и опять уходили, другим человек на помосте разрешал пройти в заднюю дверь, откуда вела наверх винтовая лестница. Некоторые, ожидая своей очереди, присаживались на скамью, как и Сэм. Он заметил, что несколько вызванных пришли уже после него. После четвертого или пятого имени он подошел к писцу и спросил:
— Долго ли еще ждать?
— Как сенешалю будет угодно.
— Я проделал сюда путь от самой Стены.
— Стало быть, не будет вреда, если ты подождешь еще малость. Сядь вон там, под окном.
Прошел еще час. Другие, подождав пару мгновений, беспрепятственно проходили внутрь, а в сторону Сэма привратник даже и не смотрел. Туман на дворе поредел, бледный солнечный свет понемногу проникал в окна. Глядя, как пляшут в лучах пылинки, Сэм начал зевать, потом поковырял мозоль на ладони, потом прислонился к стене головой и закрыл глаза.
Услышав, что писец выкликает чье-то имя, он вскочил на ноги — и опустился обратно, убедившись, что назвали опять не его.
— Если не дашь Лоркасу грош, просидишь тут три дня, — сказал кто-то рядом. — Какие у Ночного Дозора могут быть дела в Цитадели?
С ним говорил стройный пригожий юноша в замшевых бриджах и зеленом колете с заклепками, с кожей цвета светлого эля.
Над большими черными глазами шапкой вздымались такие же черные кудри.
— Лорд-командующий восстанавливает заброшенные замки, и нам нужны новые мейстеры, чтобы содержать воронов, — объяснил Сэм. — Грош, говоришь?
— Сойдет и грош, а за серебряного оленя Лоркас отнесет тебя наверх на закорках. Он уж пятьдесят лет в кандидатах ходит и ненавидит школяров, особенно благородного звания.
— Как ты догадался, что я благородного звания?
— Так же, как ты догадался, что я наполовину дорниец. — Юноша, улыбаясь, произнес это на певучий дорнийский манер.
Сэм запустил руку в кошелек.
— Ты здешний школяр?
— Кандидат. Аллерас, порой называемый Сфинксом.
Сэм подскочил на месте, услышав это.
— Сфинкс не загадывает загадки — он сам загадка. Тебе понятно, что это значит?
— Нет. Это тоже загадка?
— Сам не знаю. Меня зовут Сэмвел Тарли, Сэм.
— Рад познакомиться. Что же привело Сэмвела Тарли к архимейстеру Теобальду?
— Это кто, сенешаль? — растерялся Сэм. — Мейстер Эйемон говорил, что его зовут Норрен.
— Теперь уже нет. Они у нас каждый год меняются. Архимейстеры занимают этот пост по жребию, не желая отвлекаться от своей основной работы. В этом году черный камешек достался архимейстеру Валгрейву, но Валгрейв стал слаб умом, и Теобальд вызвался его заменить. Он человек ворчливый, но добрый. Ты сказал «мейстер Эйемон»?
— Да.
— Эйемон Таргариен?
— Таргариеном он был в прежней жизни. Он умер в море, на пути к Староместу. Откуда ты о нем знаешь?
— Как не знать. Он был не просто старейшим из всех мейстеров, а самым старым жителем Вестероса и видел на своем веку больше, чем архимейстер Перестин впихнул в свои исторические труды. Он мог бы немало порассказать о царствовании своего отца и дяди. Сколько ему, собственно, было лет?
