Поздней ночью Катриона неожиданно, словно от толчка, проснулась. В комнате явно кто-то был. Когда глаза чуть привыкли к темноте, она разглядела рядом с кроватью мужчину и сразу же поняла, кто это.
– Что вам угодно, Жиль?
– Каким это образом вы узнали, Катарина, что это именно я?
– А кто же еще осмелится вломиться ко мне ночью?
– Вы действительно уезжаете от нас утром?
– Да.
– Почему?
– Потому что, – в который раз повторила Катриона, – я намерена в Неаполе выйти замуж за лорда Ботвелла.
– Но этот мужчина не для тебя! Этот жестокий грубый викинг убил моего друга Поля де Гиза. Вы даже не представляете, что за человек этот Ботвелл!
– Очень даже представляю, потому что знаю его почти десять лет, люблю и всегда буду любить.
Несколько мгновений Жиль де Пейрак не мог произнести ни слова, а затем она услышала, как он резко втянул воздух.
– Ты! Значит, та женщина, по которой он страдал, это ты! Из-за тебя он оскорбил Клариссу де Гиз, отвергнув ее любовь!
Жиль де Пейрак приблизился к самой кровати и заговорил напряженно и мстительно:
– В отместку мы лишили его всего, после чего король изгнал его из страны! Когда они со своим паршивым слугой покидали Францию, у них не было ничего, кроме лошадей да одежды. А теперь ты надеешься найти его и превратить его жизнь в рай? Мой лучший друг мертв! – Странный золотой свет блеснул в глазах Жиля де Пейрака. – А интересно, моя дорогая кузина, как твой любовник отнесется к тому, что я поимел тебя как животное? Он обязательно узнает об этом – уж я позабочусь!
– Жиль! – нарочно повысила голос Катриона, но он был настолько разъярен, что ничего не соображал и не замечал. – Немедленно убирайся из моей спальни!
В соседней комнате, где спали служанки, послышалась возня, и Кэт с облегчением поняла, что разбудила их.
Жиль де Пейрак вдруг схватил ее за ворот ночной сорочки, рванул и с легкостью разорвал тонкую ткань. Прежде чем она смогла хоть что-то предпринять, он бросился на нее. Катриона закричала, но рот ей тут же закрыла его рука. Она отчаянно извивалась под ним, пытаясь избежать его рук, которые щипали и тискали ее. В черных глазах полыхало все то же золотое пламя, когда он возбужденно шептал:
– Вот так! Сопротивляйся! Отбивайся! Сильнее! Обожаю, когда мне сопротивляются!
«Боже мой, – сообразила Катриона, – да он же сумасшедший! Ну нет, больше такого не будет. Никогда!!»
Внезапно она поняла, что свободна. Чья-то сильная рука сняла с нее насильника.
– Я тебя предупреждал, – послышался голос Конелла, а затем раздался чей-то хрип.
Безумные глаза Жиля де Пейрака чуть не вылезли из орбит, когда кинжал вошел ему прямо в сердце, и тут же померкли, а сам он безжизненной кучей рухнул на пол. В ужасе Катриона увидела, как из темноты выступил преподобный Найл и, сотворив последний обряд, распорядился:
– Сбросьте его со стены замка у черного хода, может, за разбойника примут.
Эндрю и Конелл молча подняли тело и вынесли из комнаты.
Судорожно втянув воздух, Катриона заплакала, едва ощущая, как кто-то прижимает ее к груди и осторожно поглаживает спутанные волосы. Потом послышался негромкий голос Найла:
– Жиль де Пейрак был развратным чудовищем – он довел до смерти собственную жену, поэтому вам следует выбросить из памяти все, что здесь произошло. Сейчас с вами все в порядке?
По-прежнему прижимаясь к его груди, Катриона подняла свое залитое слезами лицо, и Найл простонал:
– Боже, Катриона! Не смотрите на меня так! Я хоть и служитель Бога, но еще и мужчина, моя красавица!
– Тогда позвольте мне встать. Я чувствую, как вы весь дрожите. Ступайте отсюда, пока мы не наделали глупостей.
Неохотно он отпустил ее, и она натянула простыни, скрывая наготу. Хоть священники довольно часто и нарушали обет безбрачия, сам он до сих пор еще не испытывал мук соблазна. Прежде чем сделать окончательный выбор в пользу служения Господу, он имел дело лишь со шлюхами, поэтому никогда не жалел о том, что отказался от мирских радостей. Но сейчас?
Словно прочитав его мысли, Катриона заметила:
– Честные сомнения только укрепляют веру, святой отец. Спасибо, что избавили меня от этого чудовища, но теперь я хотела бы отдохнуть. Скоро рассветет, и я во что бы то ни стало должна отправиться в путь.
Он кивнул, но не двинулся с места, и тогда Кэт добавила:
– Вы сможете выслушать меня, перед тем как уеду? Думаю, будет лучше, чтобы все это осталось внутри семьи.
Обретя наконец голос, он сказал:
– Да. Приходите на рассвете в часовню. Я буду вас там ждать.
Преподобный поклонился и медленно покинул ее комнату, и тут же пришла Сюзан удостовериться, что все в порядке. Катриона благодарно улыбнулась ей и потрепала по руке.
– Все нормально. Спасибо, что дала знать Конеллу. Я очень надеялась, что вы меня услышите.
Сюзан покраснела.
– Я здесь ни при чем, это Мэй. Она спит очень чутко.
– Да благословит ее Бог! А теперь в постель, дитя мое, скоро утро.
Катриона дремала в темноте спальни, пока чутье не подсказало ей, что начало светать. Встав с постели, она оделась и прошла в часовню, где ее ждал преподобный Найл. Молодой священник выглядел собранным, хотя и казался несколько осунувшимся. Преклонив колена, Катриона вложила ладони в его руки и начала исповедоваться: сначала в мелких прегрешениях, а потом в грехе, который совершила с Генрихом Наваррским. Епитимия, которую священник наложил на нее, была незначительна, но, когда, отпуская грехи, прикасался к ее склоненной голове, пальцы его подрагивали. В этот момент она взглянула на него и с озорной смешинкой в изумрудных глазах сказала:
– А за ваши грехи, святой отец, вам полагается трижды прочитать «Ave» и столько же «Pater noster».
Найл Фиц-Лесли не смог удержаться от смеха.
– Катриона, хоть вы и непочтительны, я вам благодарен: столько шуму из ничего! Согласны?
– Да, святой отец, согласна. Но ведь между мыслью и делом громадная разница.
– Благодарю, дочь моя.
Она поцеловала протянутую ей руку, поднялась с колен и в сопровождении священника вышла из часовни.
– Тело еще не обнаружено, – шепотом сказал он. – Если вы поспешите покинуть замок, то ничто не будет вам угрожать.
– Мы готовы отправиться в путь хоть сейчас.
Во внутреннем дворике дворца они обнаружили поджидавшего их Дэвида Лесли де Пейрака.
– Адель просила пожелать вам счастливого пути, если вы все-таки решили покинуть нас, но ей почему-то казалось, что вы останетесь. – Он звучно расцеловал ее в обе щеки, а потом все же спросил: – Прежде чем ты уедешь, племянница, может, удовлетворишь мое любопытство? От кого ты бежишь?
