– Отправь девицу во дворец Чикала-заде-паши.
Затем они с Катрионой вернулись к паланкину, а когда двинулись обратно, она негромко произнесла:
– Я приложу все усилия, Хаммид, но не могу ничего обещать, для меня все это не так-то просто.
Он улыбнулся.
– Вот и хорошо! Я в тебе не ошибся. Ничего не бойся, красавица. Я дам тебе время смириться, привыкнуть к своему новому положению. Ты будешь счастлива, обещаю. Визирь великолепный любовник, и удовлетворит тебя так, как ни один мужчина ранее. Он подобен молодому быку – горяч и неистощим.
Катриона потупилась, пытаясь скрыть румянец, проступивший на щеках. Прошло уже несколько недель, как она была с мужчиной, и ей уже безумно хотелось плотской любви, но она скорее умерла бы, чем позволила Хаммиду понять это. Евнух обо всем догадался сам и, улыбнувшись, сказал:
– Я выбрал для тебя турецкое имя: Инчили, то есть Жемчужина, а твою служанку мы будем звать Марой.
Следующие несколько дней прошли спокойно. Хоть Катрионе и было позволено общаться с другими женщинами гарема, она не чувствовала особой потребности заводить подруг. Конечно, любопытно было бы увидеть Латифу-султан, жену визиря, но такого случая не представилось.
Она провела в гареме уже более двух недель, когда однажды, возвратившись во второй половине дня из бани, обнаружила в своей комнате старшего евнуха Хаммида.
– Сегодня вечером я намереваюсь представить тебя визирю.
– Так скоро? – испугалась Кэт, ошеломленная известием.
– Время самое подходящее. Пойдем сегодня, Инчили, ведь ты же не девственница, а опытная женщина. Разве твое роскошное тело не скучает по мужской ласке? И ты не хочешь ощутить внутри себя мужскую твердость? Сколько времени прошло с тех пор, как ты наслаждалась в объятиях любовника?
– Перестаньте, – прошептала Кэт. – О, пожалуйста, перестаньте!
– Я подобрал для тебя особую одежду. Приду за тобой ровно в восемь.
К назначенному времени ее уже облачили в прозрачнейшую розово-лиловую кисею, шальвары у лодыжек были перехвачены узенькими тесемками, расшитыми золотой и серебряной нитями; такой же поясок охватывал бедра чуть ниже пупка. Миниатюрное болеро без рукавов, обшитое по краям жемчужинами, едва прикрывало роскошные груди. Ее лицо было, разумеется, скрыто под покрывалом. Другое покрывало, более длинное, скрывало всю фигуру. Несмотря на теплый летний вечер, Катриона дрожала в ожидании Хаммида.
Хаммид пришел с рабами, которые несли небольшой паланкин, и сопровождал его до самой спальни визиря.
– Сегодня я войду в покои господина вместе с тобой. Не надо бояться, Инчили. Чикала-заде будет добр с тобой.
Наконец они прибыли к покоям визиря. Хаммид, поддерживая Кэт за локоть, ввел ее в комнату.
– Я привел женщину Инчили по вашему приказу, мой господин, – обратился евнух к высокой мужской фигуре, скрытой в тени.
Затем Хаммид снял с нее головное покрывало, а следом и болеро. Когда ее груди обнажились, Катриона услышала учащенное дыхание мужчины в тени. Опытные руки евнуха приспустили ей шальвары, а затем сняли совсем. Катриона осталась обнаженной.
– Благодарю тебя, Хаммид. Теперь можешь удалиться.
Дверь за евнухом закрылась, и Катриона, испуганная, застыла на месте. Но тут из тени выступил мужчина, и она была вынуждена признать, что никого красивее еще не встречала в жизни.
Высокий, он загорел дочерна, хотя там, где белые шаровары были чуть приспущены на узкие бедра, виднелась полоска светлой, как у нее, кожи. Темные волосы, подстриженные довольно коротко, лежали волнами, а на макушке уже несколько серебрились. Он совершенно не походил на свою сестру Анжелу. Черты его лица напоминали скорее лик греческой статуи: высокие скулы, прямой нос, довольно широко расставленные глаза и крупный чувственный рот.
Не отрывая от Катрионы взгляда, он протянул руку и она вложила в нее свою узкую ладонь. Прикосновение к его коже обожгло подобно пламени.
– Я никогда не обладал столь изысканной женщиной, как ты, Инчили.
Голос его напоминал теплый бархат, но ответ прозвучал довольно холодно:
– Так вы пока мной и не обладаете, милорд Чикала-заде.
Он расхохотался, сверкнув белыми зубами:
– Но ведь это всего лишь вопрос времени! Не правда ли, Инчили?
Он медленно поднял большее из ее покрывал, скрутил жгутом, обвил им ее талию и притянул к себе. Когда ее груди коснулись его обнаженного торса, Катриона затрепетала, а женское чутье подсказало ей, что этот мужчина далеко не прост. Он поднял ее лицо за подбородок и с улыбкой негромко произнес:
– Какие глаза! Зеленые, как изумруд, и прекрасные. И ты ведь знаешь об этом, Инчили, не так ли?
Сердце ее так колотилось, что она не могла произнести ни слова, отчего злилась сама на себя. Да что с ней такое? Она попыталась было отвернуться, но он не позволил, завладев ее губами. Она запаниковала, стала вырываться из его объятий, но он просто еще сильнее прижал ее к себе, разжимая губы языком, чтобы проникнуть в рот.
Ей все-таки удалось немного отстраниться, и с широко раскрытыми глазами она глубоко дышала, стараясь привести в порядок мысли, упираясь в поросшую волосами грудь. Он негромко рассмеялся и, захватив обе ее ладони, завел руки ей за спину, так что их тела опять оказались плотно прижатыми друг к другу.
Не обращая внимания на ее попытки высвободиться, он опять неспешно завладел ее губами, и когда его язык проник к ней глубоко в рот, то слегка касаясь, то жадно посасывая, она почувствовала, как скрытая глубоко в ее теле искра страсти разгорается во всепоглощающее пламя. Постепенно она прекратила сопротивление и стала отвечать на жаркие движения его губ.
Почувствовав, что она уступает, он захватил ее руки одной, а другой стал деликатно гладить грудь.
– Инчили… – Голос его был низок и хрипл от страсти. – Ты возбуждаешь меня, как никакая другая женщина!
Он повел ее к огромной кровати, стоявшей на возвышении, сам завалился на нее спиной и нежно притянул Катриону к себе, но удержал на некотором расстоянии так, что груди ее повисли над его лицом, как спелые фрукты. Захватив сосок в рот, он стал ласкать его языком, посасывать и нежно покусывать, посылая ее телу волны желания. Потом он перевернул ее на спину, темная голова склонилась над ней, и губы принялись мучительно изучать ее тело, обжигая кожу. Наконец он добрался до крошечной родинки – этого полного нестерпимого соблазна знака Венеры – на нежном мягком холмике у начала расщелины, чуть приоткрывшейся, обнажая ее женственность. Руки его скользнули вниз, распустили пояс шаровар, и он освободился от них. Потом всем его вниманием завладело это завораживающее пятнышко.
Глаза его повлажнели от восторга, губы тронула легкая улыбка. Эта родинка настоящее искушение, перед которым он не мог устоять, и, склонив голову, поцеловал ее. Ответом ему была дрожь, пронзившая все ее тело. Он поймал ее руку и провел ею по своему телу, и когда ее ладонь накрыла восставшую мужскую плоть, застонал от наслаждения.
