Но самым впечатляющим предметом здесь была громадная квадратная кровать, установленная в центре на покрытом ковром возвышении. У нее не было ни спинок, ни занавесей: просто ложе с шелковыми простынями и пуховым одеялом. На том же возвышении рядом с кроватью стояли невысокие маленькие столики черного дерева, инкрустированные цветной мозаикой и перламутром, и на них стояли графины с золотистой жидкостью и чаши с фруктами, маслинами и засахаренным миндалем.
Бесшумно приблизившись сзади, визирь обнял ее, обхватив ладонью грудь, и потер большим пальцем сосок.
– Тебе нравится здесь, возлюбленная?
– Все это просто восхитительно! – совершенно искренне ответила Катриона.
– Взгляни лучше вон туда.
Он жестом указал на потолок над кроватью, и, подняв взгляд, она увидела, что потолочные балки поддерживают стеклянный купол, сквозь который открывался великолепный вид на усыпанное звездами небо.
От увиденного у нее даже дыхание перехватило.
– Даже представить не могла, что такое существует. Как это сделано?
– Зачем забивать такими сложностями твою милую головку?
Он развернул ее к себе лицом и поцеловал в кончик носа. Катриона разозлилась, но все же сумела не выказать обиду и прижалась к нему, приглашая к поцелую. Он легонько коснулся ее полуоткрытых губ своими и предложил:
– Давай ляжем в постель, моя возлюбленная.
– Позвольте помочь вам, мой господин?
Катриона обошла визиря сзади и сняла с его плеч безрукавный халат из красной парчи, расшитый золотом. Под ним оказалась шелковая рубашка, вышитая золотом и серебром, голубые шаровары с серебряной каймой, затянутые поясом, украшенным драгоценными камнями. Довершали наряд короткие сапоги красной кожи. Она медленно один за другим сняла с него все предметы одежды, погладив при этом широкую, покрытую густой порослью грудь. Ни у кого из ее мужчин не было подобной растительности, и это ее просто очаровывало.
Обнаженный, он распростерся на постели и потребовал:
– А теперь разденься ты – только медленно и грациозно.
Изумрудные глаза послали ему многообещающий взгляд, и он почувствовал, как шевельнулась его мужская плоть. Она неспешно повела плечами, и ее короткий жакет оказался на полу. Пальцы ее прошлись по розовой блузе из кисеи, расстегивая мелкие жемчужины-пуговицы, но вдруг остановились, словно она передумала. В следующее мгновение Кэт развязала и отбросила пояс, а затем сняла мягкие туфли. Улыбка восторга осветила лицо паши, когда, повернувшись к нему спиной, она сняла блузу. Она слышала, как тяжело он дышит. Развязав поясок, стягивавший ее шелковые шальвары, она позволила им соскользнуть на ковер и, переступив через них, повернулась к нему лицом.
Окинув ее взглядом, он сглотнул и велел:
– Возьми вот тот графин, Инчили, и налей нам по бокалу.
Она подошла к столику и, взяв графин, Кэт почувствовала запах дорогого вина. Удивленная, проговорила:
– Я думала, что такие напитки мусульманам запрещены.
– Если султан употребляет вино, то это разрешено и всем его подданным, а поэтам позволено его воспевать. Вообще-то я придерживаюсь указаний Корана: никогда не пью сам и не позволяю домашним, – но сегодняшняя ночь, возлюбленная, особенная, поэтому не будет большого греха, если мы выпьем по глотку этого сладкого кипрского вина.
Визирь поднял свой бокал и провозгласил:
– За тебя, Инчили. Хоть в моем доме ты будешь второй, зато в моем сердце – первой.
Не отрывая от нее взгляда, он выпил, и Катриона поняла, что тоже должна что-то сказать в ответ на его слова.
– За тебя, мой господин, – подняв свой бокал, заговорила она негромко. – Пока Аллаху угодно видеть меня вашей женой, я буду стараться услаждать вас и во всем угождать.
– Тебе вовсе не нужно называть меня «мой господин», когда мы наедине, возлюбленная. Зови меня Чикой или мужем. Да, лучше мужем! Произнеси это, Инчили! Скажи «муж»! Я хочу это услышать.
«Прости меня, Ботвелл», – сказала она про себя и, глядя прямо в глаза Чикала-заде, произнесла:
– Муж мой!
Глаза визиря полыхнули огнем, и она почувствовала, как по всему телу разливается тепло. Он улыбнулся ей.
– Ты что-то чувствуешь, не правда ли? Не пугайся: Хаммид добавил в вино что-то такое, благодаря чему мы сможем растянуть удовольствие. Этой ночью мы будем любить друг друга снова и снова.
Она вздрогнула, ужаснувшись тому, что стояло за этими словами. Затем он велел ей опуститься перед ним на колени, а когда она повиновалась, положил руки ей на голову, ухватил за волосы и, чуть надавив, потребовал:
– Вкуси меня, моя сладкая, как я вкушал и еще вкушу тебя.
Сердце ее забилось как барабан, когда перед ней появилась подрагивающая мужская плоть, выступавшая из густой поросли жестких черных волос.
– Повинуйся мне! – резко прозвучал его голос.
Дрожащей рукой она обхватила его мужское достоинство, лизнула кончик, а потом, поняв, что другого выхода у нее нет, обхватила его горячими губами и стала сосать.
– Аллах! О Аллах! – зарычал он от восторга.
Через несколько минут он поднял ее и опрокинул на постель. Его губы тут же завладели ее ртом, и по мере того как все более страстными становились поцелуи, Катриона чувствовала, как все ее тело будто охватывает пламя. Его прикосновения так возбудили ее, что она потеряла всякий контроль, стала извиваться под ним, как сумасшедшая, издавая дикие крики и стоны. Его длинные опытные пальцы искусно ласкали ее лоно, разжигая желание, и она молила его усилить ласки, выгибалась всем телом, помогая ему добраться до самых заветных уголков, чтобы открыть ей еще неизведанные удовольствия. Хаммид постарался на славу – и внушением, и снадобьем, добавленным в вино, – довел ее до неистовства.
– Ты подобен быку, муж мой! Мощному черному быку! – выдохнула Кэт.
Серо-голубые глаза сверкнули в ответ:
– А ты, возлюбленная, подобна подруге быка – нежной золотой телочке. Встань скорее на колени, обопрись на локти, и я буду любить тебя, как бык любит телочку.
Он быстро повернул ее на живот, поставил в кровати на колени, оседлал и тут же испустил вздох наслаждения: Инчили ждала его, жаркое и влажное тепло обволокло его, свисавшие груди затрепетали под ласками его рук. Она задыхалась от восторга, пока он скакал на ней, издавая гортанные крики, и она тоже кричала от волн наслаждения, накатывавшихся одна за другой. Этому, казалось, не будет конца. Совершенно неистощимый, он вонзался в нее все глубже и глубже, снова и снова, пока сознание не покинуло ее.
Когда Катриона очнулась, он перевернул ее на спину и с тревогой посмотрел в лицо. Она подняла тонкую руку, нежно погладила его по щеке и слабым голосом сказала:
– Все хорошо… Чика.
