Эстер Кира пожала плечами и философски заметила:
– Если что-то невозможно для одного, то для двоих это невозможно лишь чуть больше.
Внезапно дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошел Чикала-заде-паша. Латифа и Катриона быстро встали и изящно склонились в поклоне.
– Эстер Кира, – прогудел визирь, – мне сообщили, что вы навестили нас, старинная подруга. Что привело вас в мой дом?
– Я пришла взглянуть на новую красотку, завоевавшую ваше каменное сердце, мой господин. А Латифа-султан сказала, что слухи, которые ходят в городе, истинная правда: вы взяли вторую жену. Вот почему я здесь. В обществе ваших жен я чудесно провела время, мы вволю посплетничали.
Визирь расплылся в улыбке и жестом собственника обнял обеих жен за плечи.
– Да сам султан позавидовал бы мне! Не правда ли, Эстер? Разве моя Латифа не прекрасна?
Принцесса не могла оторвать обожающего взгляда от супруга, который посмотрел на нее хоть и с любовью, но без страсти, и тут же перевел голодный взгляд на Катриону.
– А разве моя Инчили не само совершенство, не редкая драгоценность?
Эстер Кира заметила и натянутую улыбку Катрионы, и напряженность во всем теле и подумала: «Эта женщина способна выжить в любых условиях. Мы непременно должны помочь ей вернуться к мужу».
Она дала знак рабыне, которая помогла подняться ей на ноги.
– Мне пора, мои дорогие. Была рада с вами повидаться. – Гостья стала прощаться, и когда рабыня помогла ей подняться, повернулась к визирю: – Вы ведь позволите вашим женам навещать меня, не правда ли, милорд?
– Разумеется, Эстер, разумеется! Инчили, полагаю, с удовольствием совершит прогулку по городу. Она уже жаловалась, что чувствует себя заключенной. Ведь так, моя голубка?
– Да, немного, мой господин.
– Тогда я скажу Хаммиду, что вы обе получили позволение выходить за покупками и гулять по городу, когда вам захочется, – разумеется, в закрытом паланкине и под надежным присмотром.
Хоть слова его и относились к обеим, смотрел он только на Катриону. Потом он повернулся к Эстер:
– Благодарю за то, что почтили своим присутствием мой дом. Латифа проводит вас и обеспечит эскорт. Пойдем, Инчили, я желаю твоего присутствия.
Оставшись вдвоем с гостьей, Латифа негромко произнесла:
– Вы видите, Эстер? Он сходит по ней с ума. Весь остаток сегодняшнего дня, вечер и ночь он не отпустит ее – разве что султан вызовет.
– Она не любит его, моя принцесса, а терпит, чтобы выжить и убежать. Она из той же породы, что и Сира Хафиз. Я увидела в ее глазах решимость, а в чертах лица – ту же твердость, что была у моей госпожи.
Латифа вздохнула:
– Но она действительно красива. Ничего удивительного, что Чика полюбил ее.
– Красота! – фыркнула дама. – Красота как цветок – очень быстро вянет, дитя мое. И если бы визирь любил ее только за красоту, то я сочла бы его глупцом. Подобно своей прабабке Инчили обладает множеством иных достоинств. Ну а теперь, дорогая, мне и правда пора. Проводи меня до паланкина.
Глава 54
Где бы Чикала-заде ни находился наедине со своей второй женой: в ее или в своей спальне, – она всегда должна быть обнажена. Свои густые волосы она зачесывала назад и собирала в косу, вплетая в нее украшенные драгоценными камнями ленточки. Ей было разрешено носить только тонкие золотые браслеты на руках и ногах. От нее требовалось исполнять абсолютно все его желания, и она не сопротивлялась, втайне надеясь, что это поможет ей выжить. Внешне всегда нежная и послушная, Катриона внутренне негодовала при каждом унижении. Неожиданно оказаться во времени, когда женщина ценилась куда ниже лошади, стало для нее ужасным потрясением.
Когда Чикала-заде-паша желал Инчили, все остальные рабы и рабыни немедленно покидали их. В частности, ему нравилось, когда она прислуживала ему в бане. Ей следовало сесть вместе с ним в ванну и нежно омыть его тело теплой водой с душистым мылом. После омовения они натирали тела друг друга ароматным маслом. Подобные процедуры всегда заканчивались бурным соитием.
Такое внимание вовсе не льстило Катрионе, она испытывала отвращение к ненасытной похоти визиря. Ее оскорбляли шлепки и щипки, как и вульгарные приглашения к совокуплению. Он готов был брать ее где придется и как ему заблагорассудится. Только неукротимый дух Катрионы и страстное желание бежать не давали ей сломаться.
Самым важным обстоятельством для Катрионы стала теперь дружба с Латифой-султан. Знание, что они двоюродные сестры, а их прабабки были лучшими подругами, сблизило женщин. Латифа рассказывала Катрионе истории, которые слышала от своей бабушки Гюзель. Тогда жены и дети принца Селима жили в гареме на побережье Черного моря. В рассказах этих, пронизанных любовью, чувствовалось также и уважение к Сире Хафиз.
– Как жаль, что я ее не знала! – сокрушалась Латифа. – Бабушка Гюзель и ее сестра, моя тетя Хали, всегда говорили о ней с такой любовью. Она относилась к ним как к собственной дочери, Нилуфер-султан.
– Она умерла, когда мне было всего четыре года, – рассказывала Катриона, – но я помню эту прекрасную величественную даму. Все внуки и племянники – а их было немало – беспрекословно слушались ее. В главном зале Гленкирка висит ее большой портрет, написанный незадолго до того, как она отправилась в Турцию. И мне все никак не удавалось совместить образ юной девушки с образом властной элегантной старой леди.
Латифа задорно блеснула глазами, подалась всем телом вперед и заговорила заговорщическим шепотом:
– Наша религия запрещает изображать человека и вообще живые существа, но Фирузи-кадин была художницей немалого таланта и написала много маленьких портретов членов семьи, а перед смертью передала их дочери, моей бабушке Гюзель, которая в свою очередь передала их мне. Сейчас покажу!
Она хлопнула в ладоши и велела девушке-рабыне, когда та появилась:
– Принеси красную лакированную шкатулку, которая лежит на дне обитого латунью большого кедрового сундука.
Латифа аккуратно поставила принесенную шкатулку себе на колени, почтительно открыла и осторожно подняла лоскут бархата с верхнего лотка, в котором находилось шесть овальных миниатюр с изображением двух мужчин и четырех женщин. Катриона узнала свою прабабку и ее лучшую подругу Фирузи-кадин, на которую ее праправнучка Латифа походила как две капли воды.
Принцесса улыбнулась.
– Прекрасные, не правда ли? Китаянка – это Зулейка-кадин, третья жена Селима Первого. Бунтарского вида девочка с янтарными глазами – это Сарина-кадин, его четвертая жена. Более молодой из мужчин – султан Сулейман, старший сын Чиры, а тот, что постарше, – султан Селим Первый.
Катриона внимательно разглядывала портреты людей и их отпрысков, чьи миниатюры лежали на нижних лотках. Особенно ее очаровал малыш с пухлыми щеками – как сказала Латифа, принц Карим, ее дед. Родившаяся в Шотландии и выросшая как шотландка, Катриона никогда не задумывалась о своих восточных корнях. И все же нельзя отрицать, что ее дед по материнской линии был урожденным принцем Оттоманской империи, даже если и прожил большую часть своей жизни как шотландец. Так что она имела столько же прав на дополнение «султан» к имени, как и Латифа, хотя никто никогда об этом не узнает.
