– Смотри на меня, Кэт! Хочу, чтобы ты видела: это я вхожу в тебя, а не кто-то другой. Прочь все кошмарные воспоминания!
Очередная волна дрожи прошла по ее телу, она подняла взгляд к его лицу, и больше не отводила:
– Возьми меня, Ботвелл! Умоляю! Возьми прямо сейчас!
И без дальнейших колебаний он вошел в нее, глядя прямо в сияющие глаза.
Она вихрем неслась сквозь пространство, опять свободная и цельная, с радостью отдаваясь их любви, пока не почувствовала, что куда-то летит и падает… бесконечно долго, медленно. Кто-то настойчиво звал ее по имени, и, выплывая из забвения, она увидела над собой его сияющее лицо и родные глаза, излучавшие тепло и любовь.
– Ну и унесло тебя, дорогая, – произнес он с нежностью.
Она смущенно улыбнулась, а он негромко рассмеялся.
– Было бы преступлением против всех законов природы, если бы я позволил тебе и дольше бояться любви.
Он нежно провел пальцем по ее щеке, и она, схватив его руку, прижалась к ней лицом, а потом тихо и спокойно сказала:
– Я люблю тебя, Френсис, и, если ты любишь меня, прошу, милорд, больше никогда не оставляй меня. Каждый раз, стоит тебе куда-нибудь уехать, со мной что-то случается. Если меня не похищают и не домогается король Шотландии, то затаскивает в свою постель Генрих Четвертый. Да, Ботвелл, понимаю: ты удивлен – и тем не менее это так… Твой царственный покровитель приказал мне явиться в Фонтенбло, нагнал страху, что намерен отправить меня на родину, а потом овладел мной.
Встав с постели, Катриона накинула легкую шелковую ночную сорочку – подарок Ботвелла, – и та облепила ее как вторая кожа, а вырез на груди достал чуть ли не до пупка. Она развернулась, услышала его ошарашенное: «Боже!», и увидела горящий взгляд глаз, которыми он медленно обвел ее с головы до пят.
А она как ни в чем не бывало продолжила:
– Всегда, стоило мне подумать, что я в безопасности, обязательно что-то происходило. Теперь я хочу быть уверенной, что мне действительно ничто не угрожает. Да, я знаю, ты очень горд, но мы не можем обеспечить себе спокойную жизнь без моих денег, а вот прожить без твоей чрезмерной гордости сможем. Она и так стоила нам нескольких лет разлуки и едва не лишила нас детей. Я больше так не хочу и не буду! Если ты не желаешь мириться с моим богатством, лучше уж мне вернуться в Шотландию и молить Джейми о прощении: в качестве королевской любовницы буду по крайней мере в безопасности. И вот еще что, Френсис Стюарт-Хепберн! Больше я не допущу, чтобы меня похищали, соблазняли и насиловали! Все, хватит!
Ботвелл тоже встал с постели, пересек широкими шагами комнату, поднял полотенце и обмотал его вокруг бедер. Отблески огня камина играли на его широкой спине, а когда он повернулся к ней, лицо его было мрачнее тучи. Кэт на мгновение испугалась: а что, если он примет ее условия? Что она наделала?
Он стоял возле окна, устремив невидящий взгляд на холмы. Кэт неслышно подошла к нему, обхватила руками, прижавшись к спине всем телом, а щекой – к широкому плечу, и хриплым от волнения голосом спросила:
– Разве я этого не стою, Френсис? Неужели так трудно принять, что все, что было моим, теперь стало нашим? Я устала: от нелюбимых мужчин, от разлуки с детьми. От вечного страха. Хочу жить с любимым, с отцом моих детей; хочу покоя наконец.
Под ладонями она ощущала, как сильно бьется его сердце. Казалось, паузе не будет конца, но вдруг он негромко сказал:
– Мы никогда не сможем вернуться домой, Кэт.
– Я знаю, Френсис, и буду скучать по Шотландии, но мой дом там, где ты. Годы разлуки убедили меня в этом.
– И мы сможем привыкнуть к такой жизни, тихой, без каких-либо происшествий?
– Да, уверена, что сможем.
Он повернулся к ней лицом, обнял за талию, а она его за шею.
– Неужели ты правда могла бы оставить меня, Кэт?
Ответом ему был любящий взгляд ее прекрасных изумрудных глаз, полных слез, а потом и срывающийся шепот:
– Черт тебя подери, Ботвелл! Да никогда бы я не смогла оставить тебя! Я же люблю тебя, всегда любила только тебя! И да будет на то Господня воля, никогда не разлюблю!
Ботвелл издал глубокий вздох облегчения, и Катриона счастливо рассмеялась.
– А ты что, сомневался?
– Моя дорогая, с того момента как мы встретились, я никогда точно не знал, как ты поступишь и чего ждать от тебя дальше. Как раз в этом – в полнейшей непредсказуемости – и заключалось одно из главных чарующих качеств графини Ботвелл.
Внезапно тишину разорвал колокольный звон. Казалось, он раздавался со всех сторон: из самой деревеньки, из селения в низине под ними, из многочисленных церквей раскинувшегося за холмами Рима. Колокола провожали год 1599-й, последний в шестнадцатом столетии, и радостным звоном встречали год новый, 1600-й.
Френсис Стюарт-Хепберн наклонился поцеловать жену и поздравить с Новым годом, когда его сознание пронзила потрясающая мысль: они выстояли и победили всех! Они с Катрионой пережили все страдания, перенесли всю жестокость мира, которая то и дело обрушивалась на них.
– С Новым годом, дорогая, и будь наконец счастлива! – произнес Ботвелл и, взяв в плен ее губы, вновь увлек в тот сверкающий мир, который принадлежал только им и куда отныне не было доступа никому другому.
Эпилог
Весна 1601 года
Джеймсу Лесли, пятому графу Гленкирку, дежурный сержант его стражи доложил, что некий джентльмен в маске просит аудиенции. Подумав: «У меня нет врагов!» – граф согласился принять незнакомца. Это и правда было так. Нынешний граф Гленкирк держался в стороне от трона, короля поддерживал только тогда, когда это действительно было необходимо. Большую часть его времени занимало управление своими обширными владениями и руководство несколькими прибыльными предприятиями, а также воспитание двух малолетних сыновей. Кроме того, его внимание требовала беременная жена.
Предложив загадочному гостю виски, Джеймс сказал:
– Не могли бы вы снять маску, сэр?
– Да, – произнес гость знакомым голосом, и пятый граф Гленкирк оказался лицом к лицу с четвертым. – Теперь, Джейми, ты можешь сказать, что рад меня видеть.
– Отец! – совершенно потрясенный, воскликнул молодой граф. – Боже мой, отец! Вы же погибли. Говорили, что ваше судно не прибыло в порт назначения.
– Объяснения последуют через минуту, – пообещал Патрик, – но сначала расскажи о своей матери и о моей тоже.
«О господи! – подумал Джейми. – Порадовать-то его нечем». Вздохнув, он начал рассказывать.
– Новости плохие, – начал он, вздохнув, – бабушки Мег не стало прошлой зимой: умерла спокойно, ничем не болела, просто заснула вечером и утром не проснулась.
– Проклятье! – буркнул себе под нос Патрик. – Если бы я вернулся чуть раньше… – Помолчав, словно раздумывая, задавать ли следующий вопрос, все же решился: – А как твоя мать? Что с моей женой?
