Каждое утро и каждый вечер Катриона молилась о скорейшем возвращении мужа, но не проходило и дня, чтобы король хоть на несколько минут не оставался с ней наедине. Ее ненависть, казалось, только возбуждала его.
И вот однажды, ближе к ночи, когда она раздевалась после вечерних развлечений двора, король вошел в ее спальню через потайную дверь. На Катрионе остались только белые шелковые нижние юбки. Стоя перед высоким зеркалом, она расчесывала волосы, когда, проскользнув к ней за спину, Джеймс одной рукой обхватил ее за талию, а другой стиснул грудь.
Катриона устало закрыла глаза, мысленно призывая себя к терпению, чтобы вынести непрошеное внимание короля. К тому времени ей уже стало понятно, что всякое сопротивление бесполезно. Когда король впился губами в нежную плоть ее шеи, до слуха Катрионы внезапно донесся чей-то возглас. Открыв глаза, она увидела в высоком зеркале отражение своего мужа с застывшим от потрясения и ужаса лицом.
Годы спустя она так и не могла припомнить, произнесла его имя вслух или только губами, беззвучно – этого, однако, оказалось достаточно, чтобы Патрик пришел в себя от неожиданности и холодно произнес:
– Прошу прощения, мадам. Мне и в голову не могло прийти, что вы здесь занимаетесь… этим.
– Патрик! Я все объясню… Патрик, пожалуйста!
Вырвавшись из объятий короля, она сделала несколько шагов к мужу.
Тем временем Джеймс Стюарт посмотрел на графа Гленкирка и спокойно сказал:
– Я считаю вашу жену очаровательной, кузен, и наслаждаюсь ею уже не в первый раз. Вы не станете возражать?
– Стану, сир! Да, я возражаю, хотя что толку, если леди столь уступчива. – Гленкирк повернулся к жене и ледяным тоном произнес: – Надеюсь, моя дорогая, твоя добродетель хорошо оплачивается?
– Будет тебе, кузен, – попытался успокоить Патрика король. – Не сердись на Катриону. Она просто превосходно исполнила свой долг перед нашей короной.
С видом победителя он улыбнулся графу и, взяв его под руку, провел в прихожую.
– Давай лучше немного выпьем, Патрик. У твоей жены здесь хранится отличное виски.
Катриона безучастно продолжила то, чем занималась до появления короля, готовясь отойти ко сну, и благодарила судьбу, что свидетельницей этой сцены не стала Эллен. Служанка наверняка попыталась бы ей помочь и тем самым только усугубила бы ситуацию. Сбросив нижние юбки, она натянула ночную сорочку и с головой забралась под одеяло, но до нее все равно доносились приглушенные голоса из прихожей, перемежающиеся звоном хрустальных стаканов.
Она не помнила, как заснула, но ее неожиданно разбудил весьма ощутимый удар по бедру и голос Патрика, хриплый от выпитого:
– Просыпайтесь, мадам шлюха! К вам два клиента!
Придя в себя, Катриона в ярости вскочила на ноги.
– Ты напился! Вы оба пьяны! Вон из моей спальни! Видеть вас не могу!
– Да, пьяны, но не так, чтобы не уделать тебя! Правда, кузен Джейми?
Схватившись двумя руками за корсаж ее ночной сорочки, Патрик рванул с такой силой, что она разорвалась на две половины, которые разлетелись по комнате.
– Быстро в постель, моя добродетельная жена, и раздвинь ноги для короля, как делала и раньше, и весьма хорошо, если верить нашему венценосному кузену.
Он с силой толкнул ее в постель, и не успела она что-то предпринять, как сверху оказался король и тут же вонзился в ее протестующее тело, грубо раздвинув ей ноги.
Она была не готова и не желала того, что произошло, поэтому бешено извивалась под Джеймсом, но это лишь распаляло его страсть. Он быстро достиг желаемого и, скатившись с Кэт, сказал:
– Теперь твоя очередь, Патрик.
Прежде чем ошеломленная Катриона смогла осознать, что происходит, на нее навалилось тело мужа, который так же быстро и глубоко вошел в нее.
Она услышала собственные стоны.
Ее бедра были липкими от семени другого мужчины, но Патрик все равно взял ее. Разъяренная, она отчаянно сопротивлялась, пока не потеряла сознание от боли. Всю ночь напролет они насиловали ее и пили виски, пока, наконец, перед самым рассветом пьяный Джеймс Стюарт не вернулся в свою комнату по тайному проходу, а мертвецки пьяный граф Гленкирк не забылся глубоким сном.
Поначалу, боясь разбудить его, Катриона лежала тихо, но убедившись, что он действительно крепко спит, осторожно сползла с кровати. Стараясь не шуметь и не обращать внимания на раздиравшую ее боль, графиня подошла к камину, разожгла дремлющий огонь, подкинув дров, нагрела в котелке воды. Затем, перелив ее в небольшой кувшин, она взяла кусок мыла, обрывок грубой холстины и принялась смывать следы ночной оргии. Затем, подойдя к стоявшему в изножье кровати сундуку, Кэт извлекла шерстяные бриджи для верховой езды, шелковую рубашку и суконный клетчатый камзол. Облачившись во все это, она натянула сапоги, набросила подбитый мехом плащ и тихо вышла из комнаты.
Еще не рассвело, когда она пробралась в конюшню. Дежурный мальчишка-конюх сладко спал, зарывшись в сено, и Катриона не стала его будить, а сама оседлала Иолара и вывела из конюшни. Взять свою любимую Бану она не решилась, поскольку понимала, что на белоснежной кобыле будет заметна издалека. Поднявшись в седло, она закуталась в плащ и направилась к главным воротам замка. Стражнику она хрипло сказала:
– Посыльный к Лесли в Гленкирк.
– Проезжай, – послышалось в ответ.
Кэт старалась держать направление на юго-восток, избегая больших дорог. Она не чувствовала ни режущего холода, ни наступившего рассвета, не чувствовала ни голода, ни жажды. Несколько раз она останавливалась, чтобы напоить коня и дать ему отдохнуть, и только когда стемнело, попыталась определить, где оказалась. Успешно разобравшись с этим, Кэт направилась к небольшому монастырю и попросилась на ночлег. Едва забрезжил рассвет, она поднялась, дала золотую монету удивленной монахине, которая открыла ей ворота, села в седло и продолжила путь.
В полдень она увидела двух всадников, и те тоже ее заметили. Кэт пустила своего коня в галоп, но местность была ей незнакома и они быстро ее догнали. Иолар оказался зажатым между двумя конями пограничной стражи. Бородатые всадники, глядя на нее, восторженно ухмылялись, а тот, что повыше, произнес:
– Даже не знаю, кто из них лучше: лошадь или женщина.
– Так и быть, забирай лошадь, – ответил ему сослуживец. – Но женщина тогда моя.
– Только попробуйте тронуть меня хоть пальцем, и вам не поздоровится, – жестко сказала Катриона. – Я направляюсь в замок Эрмитаж, к лорду Ботвеллу.
– Но графа нет в замке, – сказал высокий стражник. – Он сейчас в своей охотничьей хижине, в горах Чевиот.
– А далеко до нее?
– Пара часов верхом, милая. Но если вы намереваетесь переспать с кем-нибудь из этого клана, то я к вашим услугам.
Катриона выпрямилась в седле и, гордо взглянув на служивых, потребовала:
