– Проводите меня к лорду Ботвеллу либо приготовьтесь к неприятным последствиям, когда он узнает, что вы не только меня задержали, но и отказали в помощи, а также оскорбили непристойными предложениями.
Что-то в ее тоне подсказало им, что это отнюдь не пустая угроза.
– Следуйте за нами, – сказал высокий стражник.
Они развернули своих коней и пустили галопом. Через два часа, как и было обещано, всадники оказались перед небольшой охотничьей хижиной, скрытой между холмами. На стук копыт дверь хижины открылась, и на пороге появился граф Ботвелл. Высокий стражник обратился к нему:
– Мы обнаружили эту леди в двух часах пути отсюда, милорд, и она заявила, что направляется в Эрмитаж, к вам. Вот мы и привезли ее сюда. Надеюсь, что поступили правильно.
Ботвелл подошел к лошади, откинул скрывавший лицо всадницы капюшон плаща и удивленно воскликнул:
– Кэт!
Две больших слезы скатились по ее щекам и, протягивая к нему руки, она простонала:
– Помогите мне, Френсис! Пожалуйста, помогите…
Совершенно обессиленная, Кэт сползла с седла в его протянутые руки. Нежно прижимая к груди драгоценную ношу, он повернулся к едва скрывавшим удивление стражникам.
– Вы поступили совершенно правильно, доставив эту леди ко мне. Но запомните: вы никогда не видели ее. Когда вам понадобится помощь, обращайтесь.
И он быстро зашагал к хижине, благодаря Господа за этот подарок.
Часть III. Некоронованный король
Глава 22
Охотничья хижина в горах служила Френсису Хепберну местом уединения. Время от времени он удалялся от мирской суеты, чтобы поразмыслить, отдохнуть, обновить тело и душу. Так ему удавалось сохранить здравый рассудок в мире, который то восхищал его, то пугал. Особенно ему нравилось здесь жить в зимние месяцы. В течение нескольких недель он наслаждался одиночеством и пребывал в миру с самим собой.
И вот теперь привычный уклад его жизни был нарушен, причем самым возмутительным образом. Он внес потерявшую сознание Катриону Лесли в свой дом, поднял на второй этаж и, осторожно уложив на собственную кровать, стянул с нее сапоги, освободил от плаща, в который она была закутана, и накрыл одеялом. Поворошив угли в очаге, он положил туда согреваться кирпич, задернул шторы на всех окнах и запалил фитилек масляной лампы, чтобы Кэт могла понять, где находится, когда очнется. Достав щипцами согревшийся кирпич, Френсис завернул его в лоскут фланели и положил ей в ноги. После этого, плеснув немного виски в винную стопку, он присел на край кровати и принялся растирать ей запястья. Понемногу она пришла в себя, а когда зашевелилась, он поднес стопку к ее губам.
– Выпейте это, только медленно.
Кэт послушно выпила виски, и вскоре щеки ее порозовели.
– Не говорите никому, что я здесь, – едва слышно попросила она.
– Не волнуйтесь. А сейчас вам нужно поспать. Я вижу, что вы измучены до предела и промерзли до костей. Я буду внизу. В доме никого нет, так что не переживайте.
Последние слова он, по сути, говорил сам себе, потому что у нее уже слипались глаза. Поцеловав ее в лоб, Френсис вышел из комнаты и спустился по лестнице. Первый этаж его хижины представлял собой одну большую комнату с громадным камином, сложенным из грубого камня. Нарочито примитивная отделка, звериные шкуры, гардины и тяжелая мебель под старину создавали неповторимый колорит. Придвинув кресло поближе к камину, Ботвелл наполнил бокал вином из графина и, усевшись, принялся размышлять, что могло привести графиню Гленкирк в эти края. Она явно испытала какое-то потрясение, но что все-таки с ней случилось?
Проспав несколько часов, Катриона проснулась, и ей потребовалось не больше минуты, чтобы понять, где находится. Выбравшись из большой кровати, не обуваясь, в одних чулках, она сошла вниз.
– Френсис? Не спите?
– Не сплю. Идите сюда, к огню, посидите со мной.
Катриона устроилась у него на коленях, и некоторое время они просто смотрели на язычки пламени и молчали. Его руки не обнимали ее, а лишь придерживали, словно защищая от невзгод, так что она, свернувшись калачиком, ощущала себя словно в гнезде, вдыхала исходящий от него запах чистоты, к которому примешивались ароматы кожи и табака. Сердце графа отчаянно билось. В былые времена он всегда держал себя с ней несколько небрежно, порой беззлобно поддразнивая, с целью скрыть истинные чувства. Надо сказать, что это было несложно, поскольку они никогда не оказывались наедине. Сейчас Френсису Хепберну пришлось снова бороться со своими чувствами, чтобы не напугать ее еще больше.
– Вы голодны? Когда ели в последний раз? – наконец нарушил он молчание.
– Позавчера. Прошлую ночь я провела в женской обители, но есть там было нечего.
– Стало быть, голодны, как волк, моя дорогая. – Он осторожно ссадил ее с колен и поинтересовался: – Можете ли вы накрыть на стол, Катриона Лесли?
– Слово «графиня», милорд Ботвелл, отнюдь не синоним слова «беспомощная». Разумеется, смогу.
– Тогда мы поедим здесь, у камина, – оживился он. – Скатерть в этом комоде, а тарелки и приборы в кухонном шкафу.
Ее удивило, когда несколько минут спустя Френсис вернулся из кухни с горячим супом, корзинкой теплого хлеба и скомандовал:
– Садись к столу и ешь, пока не остыл.
Катриона собралась было отказаться, но от супа исходил невероятный запах. Это оказался крепкий бульон с бараниной, сдобренный чесноком, луком и морковью. Чуть позже она поняла, что туда был также добавлен черный перец и белое вино. Френсис положил перед ней толстый ломоть хрустящего хлеба, и уселся в сторонке, с добродушной улыбкой наблюдая, как гостья поглощает еду. Когда с супом было покончено, он забрал посуду и отнес в кухню. Вернулся с двумя тарелками в руках и с гордостью сообщил:
– Сегодня утром мне удалось поймать изрядного лосося и найти немного кресс-салата.
Тонко нарезанную рыбу Кэт ела не так быстро, как суп. Френсиса обеспокоило ее молчание, а также то, что она выпила уже три бокала бургундского.
Наконец насытившись, она откинулась на спинку кресла и спросила:
– Где вы научились так хорошо готовить?
– Мой дядя Джеймс считал, что мужчина должен уметь все.
Все, что она смогла, это послать ему слабую полуулыбку, и снова впала в молчание.
– Что все-таки стряслось, Кэт? Можете мне рассказать?
Она долго молчала, глядя в пол, а когда подняла глаза, боль в ее взгляде поразила его. Он встал, обошел стол и опустился на колени рядом с ней.
– Можете не говорить, если это слишком больно.
– Если я расскажу об этом сейчас, Френсис, то, возможно, смогу позабыть случившееся.
Она негромко всхлипнула.
