В ее глазах сверкнули слезы.
– Ботвелл! Ох, Ботвелл! Не смей меня любить! Да и как можно любить женщину, которая делила постель с королем, а потом сбежала от справедливого гнева своего мужа в объятия другого мужчины.
– Ты делила постель с королем не по своей воле, Кэт, – королям не отказывают.
– А Патрик? Что ты скажешь о моем муже?
– Я готов убить их обоих за то, что они сделали с тобой. Да, у него было право гневаться, но вовсе не на тебя.
– А будь я твоей женой, что бы ты сделал со мной?
– Во-первых, Джейми никогда не осмелился бы принудить тебя, ну а во-вторых, если бы все же осмелился, я бы его убил, ни секунды не колеблясь. Что касается тебя… тебе бы тоже досталось… за то, что так красива.
– Бедный Патрик! – вздохнула Кэт. – Ты бы видел его лицо, когда он смотрел, как Джейми меня ласкает… О боже, Френсис! Таким расстроенным он не выглядел никогда.
Губы Ботвелла сложились в ироническую ухмылку.
– И чтобы улучшить настроение, он напился и попеременно с королем стал насиловать свою жену! – Не в силах больше сдерживать чувства, граф воскликнул: – Да черт с ними обоими, Кэт! Я давно уже не живу с Маргарет. Давай оба разведемся, и ты сможешь выйти за меня! Я люблю тебя, люблю давно, и клянусь Богом, сумею оградить от любых посягательств!
Ошеломленная, она только молча смотрела на него, потом наконец выдавила:
– А дети?
– Заведем сколько хочешь! Но если решишь забрать еще и детей Лесли, то с радостью приму и их.
– Думаю, у Патрика по этому поводу другое мнение, – произнесла она сухо.
Взгляд голубых глаз Ботвелла уперся в светло-зеленые глаза, и его губы прошептали:
– Не хочу говорить о Патрике!
Она сдалась без сопротивления. Хоть совесть слегка и мучила ее, но чувства к Френсису Хепберну оказались куда сильнее. Его губы нежно касались лба, опущенных век, кончика маленького носа. Она едва не урчала от удовольствия, а граф довольно рассмеялся.
– Ну вот, я из кожи лезу вон, чтобы разбудить в тебе самые глубинные страсти, а ты только мурлычешь, как сытая кошка.
Катриона тоже хихикнула.
– Но ведь это потому, что я удовлетворена, милорд.
– Ну нет! – возразил Френсис. – Я намерен доставлять тебе удовольствие весь день. Вы знаете, мадам, у меня пока еще не было женщины, которую я не хотел бы выпускать из постели!
– Но мы ведь до нее так и не дошли, – заметила Кэт со смехом. – Лежим на полу, под пледом, и если один из ваших пограничных стражей вздумает заглянуть сюда… то, милорд, ваша и без того скандальная репутация станет и вовсе легендарной!
Расхохотавшись, Френсис Хепберн вскочил со шкуры, подхватил ее на руки, взлетел по лестнице наверх, где без особых церемоний бросил на постель, и заявил:
– На сей раз камин разожгу я.
– А вы умеете, милорд? – спросила Кэт с вызовом.
Френсис Хепберн обернулся и, глядя на прекрасную графиню Гленкирк, осознал, что, если прошедшая ночь оказалась столь сладкой, грядущий день обещает гораздо большего.
Глава 23
Патрик Лесли проснулся на следующее утро с дикой головной болью и вкусом половой тряпки во рту. Протянув руку с намерением обнять Катриону, он сразу же с потрясающей ясностью и ужасом вспомнил те события, что произошли накануне, и несколько минут лежал неподвижно, не в силах пошевелиться под тяжестью воспоминаний. Джеймс и Катриона, потом он сам и она, потом опять…
– О боже!
Кое-как поднявшись, он подошел к стене, в которую был вделан камин, прикоснулся к резному завитку на каминной полке и тупо уставился на открывшуюся потайную дверь. Опять нажав на механизм, он возвратился к кровати и провел рукой по тому месту, где обычно спала жена. Простыни были холодны, и он понял, что она ушла давно. Открыв сундук, стоявший в изножье, он обнаружил, что исчезла ее одежда для верховой езды. Часы на каминной полке показывали десять.
Быстро одевшись, Патрик Лесли нашел капитана дворцовой стражи.
– Я хочу поговорить со всеми часовыми, которые несли службу ночью. Когда была последняя смена охраны?
– В шесть часов утра, милорд.
– А предыдущая?
– В полночь, сэр.
– Именно эти люди мне и нужны, капитан: те, кто нес службу после полуночи. Сколько человек было у замковых ворот?
– Шестеро: двое у главных ворот, двое у задней стены, и еще двое – у входа для слуг.
Патрик раздумывал недолго.
– Пришлите мне стражей, которые несли вахту у главных ворот.
Несмотря на неистовые чувства, раздиравшие его душу, он все же мрачно усмехнулся, узнав, что оказался прав. Верховой «гонец» в Гленкирк действительно проехал через главные ворота за несколько минут до пяти утра.
Через Барра, камердинера короля, он попросил встречи с его величеством и при этом дал достаточно ясно понять, что, если не получит аудиенцию, немедленно обратится к королеве. Меньше чем через час Барра провел его по тайному коридору к королю, который был еще в постели, страдая от похмелья не меньше, чем сам Гленкирк. Патрик не стал зря тратить время.
– Вы помните, чем мы с вами занимались этой ночью?
Король покраснел и пробормотал:
– Я был пьян.
– Мы оба были пьяны, но это не может служить оправданием для насилия. Знаете, она уехала – верхом, через главные ворота, около пяти часов утра. Я намерен извиниться за нее перед королевой и пуститься на поиски, а когда найду ее, встану перед ней на колени и буду просить прощения. Мне остается лишь молиться, чтобы простила. Если мне это удастся, то мы сюда больше не вернемся – останемся жить в нашем замке в Гленкирке, и, сохранив верность Стюартам, ни ногой больше не ступим в тот бардак, в который вы превратили двор.
– Даю вам свое позволение, – пробормотал, кивнув, Джеймс Стюарт.
Во взгляде, которым окинул его граф Гленкирк, вполне ясно читалось, что это его беспокоит меньше всего, а вот о том, что действительно терзало, все же спросил:
– Скажи мне честно, Джейми: моя жена стала твоей шлюхой по своей воле?
Стюарт долго молчал, затем опустил взгляд и едва слышно признался:
– Нет.
– Ублюдок! – не сдержался Гленкирк. – Не будь ты королем, я бы тебя прикончил.
Он развернулся и быстро покинул покои короля. Ворвавшись в собственную спальню и обнаружив там Эллен, до смерти перепуганную его внезапным появлением из стены, Патрик прогремел:
– Упакуйте вещи! Мы возвращаемся в Гленкирк, и ноги нашей тут больше не будет!
– Миледи… – попыталась было возразить Эллен.
Он не дал ей договорить:
