Кэт подошла к гардеробу и достала темно-фиолетовое бархатное платье.
– Думаю, Патрик не стал бы возражать, если из-за бракосочетания Джейми я сниму траур. – Повернувшись к свекрови, она вдруг воскликнула: – Черт побери, где он? Я не могу поверить, что он погиб, но если его судно не добралось до Нового Света, то где же он? Или я полная дура? Да я уверена, что он уехал из-за меня.
Мег кивнула.
– И у меня такое же чувство. Безусловно, как мать я ощутила бы хоть что-то, а так… вроде бы просто уехал, но ты не должна менять свои планы. Как ты думаешь, он может вернуться?
– Да, но не ко мне, Мег. Я чувствую, что Патрик ушел из моей жизни. Если бы я этого не осознавала, то не смогла бы уехать, даже несмотря на притязания короля.
– Тебе бы отдохнуть, – предложила Мег. – Боюсь, сегодняшний вечер будет длинным.
Перед тем как уйти, свекровь обняла ее, а Катриона, решив не беспокоить служанку, сняла свои траурные одежды, легла на неразобранную постель и забылась тревожным сном.
Пробудилась она, когда Сюзан заботливо наполняла горячей водой ее новую фарфоровую сидячую ванну.
– Чем надушить воду, мадам?
– Сиренью, – ответила Катриона, лениво потягиваясь. – Я надену фиолетовое бархатное платье. Когда закончите здесь, принесите шкатулку с драгоценностями.
Спустя несколько минут Сюзан вернулась. Кэт села к зеркалу, перебирая украшения, и выбор ее пал на филигранную золотую цепочку с крупными жемчужинами и аметистами. Она приложила ее к фиолетовому платью и довольно улыбнулась.
Через час Кэт уже была готова к парадному ужину: свежая после ванны, благоухающая сиренью, в фиолетовом платье с глубоким вырезом. Волосы цвета меда, разделенные прямым пробором, были собраны в узел на затылке, и такая нарочито скромная прическа придавала ей довольно строгий вид.
Этим вечером в парадном зале поместья собралось не менее двухсот человек: все семейство Лесли из Гленкирка во главе с молодым Джеймсом, Лесли из Сайтена с их графом Чарлзом, который приходился Катрионе двоюродным братом, и клан Хеев. Только ближайших родственников было около сотни, не считая Мор-Лесли, незаконнорожденных представителей рода. Также присутствовали многочисленные Гордоны. Разумеется, во главе стола восседал сам король с многочисленной свитой. За всю свою жизнь Катриона еще ни разу не видела в замке такого количества гостей.
К нескрываемой досаде его величества, он оказался между невестой и ее матерью, а Катриона сидела по другую руку от сына и недостатка в обожателях не испытывала. Когда долгое застолье подошло к концу и начались танцы, кавалеры едва не наперегонки бросились к ней, но Катриона отклоняла все приглашения, ссылаясь на то, что пребывает в трауре и танцевать сможет только в день бракосочетания сына.
Весь вечер она скромно сидела на своем месте, наблюдая с возвышения за гостями. Король танцевал сначала с Изабеллой, затем – с Мег, и напоследок с Генриеттой. Выполнив свой долг, он вернулся и сел за стол рядом с Катрионой. Стоявший за их спинами паж подал ему кубок с охлажденным вином, и, с наслаждением сделав несколько глотков, король сказал шепотом:
– Как это возможно, мадам? Стать еще красивее за эти четыре года. Я просто схожу с ума, Кэт, и жажду остаться с тобой наедине!
– Вы слишком добры, ваше величество.
Джеймс нетерпеливо вздохнул.
– Почему ты со мной так строга, любовь моя? До сих пор не сказала мне ни одного ласкового слова.
– Если ваше величество помнит, – негромко произнесла Кэт, – мы с вами расстались не самым лучшим образом.
– Об этом мы поговорим позже, любовь моя, а сейчас хотя бы улыбнись мне, – захихикал Джеймс и ухватил ее за подбородок, повернув лицом к себе.
Кэт подняла взгляд своих изумрудных глаз, тут же наткнувшись на его янтарные, и обезоруживающе улыбнулась. Король почувствовал, как его захлестывает вожделение. Он желал ее всегда, но на сей раз свое превосходство над ней надо было установить немедленно. Эта страстная маленькая лисичка если уж однажды покорится своему повелителю, то, он был уверен, останется ему верна.
Около полуночи Катриона объявила гостям, что те, кто желает отдохнуть, могут отправиться в свои апартаменты, а остальные вольны развлекаться хоть до рассвета. Как и можно было ожидать, те, кто постарше, стали расходиться, однако король не двинулся с места. Кэт провела еще некоторое время в зале, прощаясь с гостями, но затем и ей удалось уйти.
Оказавшись в спальне, она с помощью Сюзан избавилась от платья, туфель и драгоценностей, высвободилась из шелковой нижней блузки и целой кучи шуршащих нижних юбок. Оставшись в одних чулках с подвязками, Кэт отправила служанку спать, предупредив, чтобы не будила раньше полудня.
Сюзан сделала книксен и вышла из комнаты, а Катриона села на кровать, стянула обшитые кружевами подвязки, сняла чулки и принялась расчесывать густые волосы. Ее так утомила вся эта суета, что она не заметила, как заснула. Разбудило ее нежное прикосновение теплых губ к соску. Она открыла глаза и услышала совершенно серьезный голос:
– Вставай, Кэт. Нам надо уладить кое-какие проблемы.
Недоумевая, она откинула покрывало и встала с постели, совершенно нагая. Взгляд короля потеплел, но голос оставался холодным.
– Я готов простить вам дурное поведение в прошлом, мадам, но весной вы вернетесь ко двору в качестве моей любовницы и будете повиноваться мне во всем, причем совершенно открыто. Вам все понятно?
– Да, ваше величество, – прошептала Кэт.
Его неожиданная ярость ошеломила ее.
– Тогда пади ниц, как рабыня, и проси у меня прощения.
Ее затошнило от предчувствия.
– Джейми, ну зачем так унижать меня? Да, я должна тебе повиноваться, но, ради бога, не заставляй меня делать это!
– Кэт, ты слишком горда! Я не могу быть уверен в твоей покорности, если не станешь делать то, что я прикажу. И если ты готова повиноваться мне, то начни сейчас.
Если внешне Катриона и была воплощением покорности, то внутри у нее все кипело от ярости. Если она откажет ему, он больше ей не поверит. Проглотив комок в горле, она опустилась на колени и наклонилась вперед, коснувшись головой его кожаных туфель.
– Простите меня, мой царственный повелитель.
Несколько ужасающих мгновений его нога стояла на ее шее, но Катриона закусила губу до крови, стараясь не выказать ни страха, ни гнева, лишь думала: «Ты заплатишь мне за это, Джеймс Стюарт! Великий боже, как же я хочу, чтобы ты испытал такую же боль, когда я брошу тебя! Пусть это снедает и мучает тебя всю оставшуюся жизнь, пусть больше у тебя не будет ни одной женщины, способной ублажить так, как я!»
Внезапно она почувствовала, что на шею больше ничего не давит и ее обнимают нежные руки.
– Прости, любовь моя, но я должен был удостовериться, что на сей раз ты покоришься мне без сопротивления. Нет на свете другой женщины, с которой я стал бы проделывать подобное, но ты заслужила это! О боже, как ты возбуждаешь меня!
