Тем не менее, несмотря на то что Шуберты получали арендную плату за театр и прибыль инвесторов и продюсеров, в момент, когда кассовые сборы снизились, авторов и творческую команду попросили урезать роялти. Именно тогда Кэмерон первым пошел еще дальше и придумал «общий фонд отчислений»: авторы отказывались от своих роялти в пользу доли от выручки с показов, если таковая набиралась, и небольшого гарантированного еженедельного гонорара. Сейчас такая схема считается стандартной для театра. С гордым званием продюсера появились и огромные издержки на постановку, так что едва ли я мог предложить альтернативный вариант, особенно в таком «профсоюзном» театре как американский. Но из-за таких фондов сейчас авторы могут получать реальную прибыль только от невероятно успешных шоу. А начинающим композиторам, поэтам и сценаристам становится все сложнее жить на доходы от театра, ведь не каждое шоу становится «Гамильтоном» или «Дорогим Эваном Хансеном». «Кошки», конечно, были сенсацией, так что не мне жаловаться. Брайну Бролли удалось сохранить все основные авторские права у Really Useful, несмотря на давление со стороны Кэмерона, который хотел вступить в долю. «Кошки» были показаны 7485 раз и стали самым долгоиграющим бродвейским мюзиклом в истории, пока их не перегнал «Призрак Оперы». Сейчас они занимают четвертое место среди старожилов Бродвея. Но, несмотря на оглушительный успех, я никогда больше не смотрел американскую постановку, хотя много раз с огромным удовольствием посещал шоу в Лондоне.
Еще во время предварительных показов я с Мартином Леваном в качестве звукорежиссера спродюсировал альбом бродвейской постановки. Тогда наш пиарщик Фред Натан попросил нас оказать необычную услугу. Не будем ли мы против, если критик New York Times Фрэнк Рич придет на один из сеансов записи? Он не помешает нам. Фрэнк приехал, когда я призывал Донну и Венди исполнить настоящую бурлеск-версию «Macavity», что, в общем-то, было близко им по характеру. Критик посидел в уголке и через полчаса поблагодарил нас и уехал. Впоследствии я думал, не был ли я слишком груб, не представившись ему? Ведь не каждый день самый влиятельный критик Америки спрашивает позволения поприсутствовать на записи альбома. Если бы это происходило сейчас, то я подошел бы к нему, чтобы поздороваться, но тогда я искренне думал, что нужно сохранить дистанцию. Кроме того, я здорово нервничал – рядом не было ни Кэмерона, ни Фреда Натана, чтобы помочь. Кэмерон, кстати, придерживался иной точки зрения, и ни для кого не секрет, что долгие годы он поддерживал очень теплые отношения с Фрэнком Ричем.
И ПОСЛЕДНЕЕ ЗАМЕЧАНИЕ О «КОШКАХ». Меня часто спрашивают, как Джуди Денч справилась бы с исполнением «Memory». Ответ такой: я не знаю. Она покинула проект до того, как у нас появился финальный текст песни. Но предполагаю, что это было бы очень трогательное исполнение, и я сделал бы оркестровку ближе к стилю Эдит Пиаф, чем сделал для Элейн. При этом стоит упомянуть, что самой Элейн довелось играть на сцене великую Пиаф.
ВСКОРЕ ПОСЛЕ ТОГО КАК МЫ С САРОЙ ВЕРНУЛИСЬ ДОМОЙ, я получил письмо он Кена Рассела, в котором он сообщил, что окончательно отказался от экранизации «Эвиты». У него было несколько причин: «Первой и главной стал выбор спорной леди» (то есть Элейн). Он продолжал: «Ты всегда уклонялся от участия в кинопробах. Я не могу винить тебя – по большей части они разочаровывали. Жаль, что ты не видел последние, они были ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СТОЯЩИМИ».
Кен озадачил меня; из-за «Кошек» я был не в курсе последних событий. Но едва ли это могло стать настоящей причиной:
Стигвуд в очередной раз надул меня, но больше это не повторится… Глупо пытаться подружиться с гремучей змеей. Кроме того, что он не выплатил пятьдесят тысяч долларов, которые должен мне за работу над проектом, целый год работы, он заставил меня поверить в то, что терпеть не может Пейдж и идет на уступки только ради Тима Райса. Когда я, наконец, узнал правду, было уже слишком поздно. Меня очень волнует, что он сказал Fox, будто забирает проект у Paramount, так как я настоял на кандидатуре Элейн Пейдж, а они не хотели видеть ее в главной роли… Какое лицемерие! Об этом мне рассказала сама Шерри Лансинг
[85]. Она пришла в ужас от двуличности Стигвуда. Было приятно познакомиться. Кен.
Телефон Бидди сразу же стал разрываться от новых звонков с предложениями об экранизации «Эвиты», а юристы выставили нам огромные счета за работу с контрактами на фильм, чей труп уже успел остыть. Но важнее то, что примерно в это же время мне позвонила мама с сообщением, что отец ложится на операцию, которая не представляет никакой опасности. До сих пор я не понимаю, для чего она была нужна. Джулиан предполагает, что речь шла о простатэктомии, что звучало для меня как имя прерафаэлитской девы, пока я сам не перенес подобную процедуру.
На следующий день после госпитализации отца я обедал с Тимом в ресторане «Нил стрит». Мы обсудили ситуацию с фильмом, но Тим не выказал особого энтузиазма. На самом деле, он даже показался мне необычно притихшим, особенно когда я спросил, есть ли у него идеи для совместного проекта.
Позже мне позвонила мама и сказала, что операция прошла успешно. Я съездил в один магазин в Оксфорде и купил отцу плеер и пару кассет, включая запись первого концерта для фортепиано с оркестром Рахманинова. Отец искренне обрадовался плееру, особенно, когда увидел кассету своего любимого композитора. Он надел наушники и начал наслаждаться первой частью, как вдруг спросил: «Эндрю, в какой тональности написана эта вещь?».
Я ответил, что в соль-бемоль минор.
Отец покачал головой: «Как же ты все еще не выучил разницу между соль-бемоль и фа-диез?»
Это последние его слова, которые я помню.
На следующее утро мама позвонила мне в слезах и сказала, что он умер от тромба. Ему было всего шестьдесят семь лет. Весь клан с Харрингтон-роуд собрался на похоронах: Джон Лилл, Джулиан, Тим, мама и, разумеется, я. Мама кричала «Нет!», когда гроб с отцом отправился в пекло крематория. Позже она заявила, что совсем скоро наладит ментальный контакт с Биллом. Но тот ее крик сказал все.
Возможно, она страдала по гибралтарскому тенору. Возможно, она позволила своей одержимости Джоном Лиллом выйти из-под контроля. Возможно, она слишком поздно поняла, что Билли не достает амбициозности. Но она действительно любила его.
В ноябре я узнал, что Тим показал свой шахматный мюзикл Бьорну Ульвеусу и Бенни Андерссону, движущей силе феноменальной группы ABBA. В тот момент я шел в оперу вместе с поэтом и телеведущим Полом Гамбаццини, который вместе с Тимом работал над Книгой рекордов Гиннесса британских хитов. Пол на белом глазу спросил меня, что я думаю о творческом союзе «Шахмат». Язык моего тела, должно быть, выразил все мои мысли на этот счет. Я не был в курсе новостей. Пол рассказал, что Тим, Бьорн и Бенни дают днем пресс-конференцию. Он предполагал, что я все знаю. Но я был потрясен. Мне всегда казалось, что мы с Тимом снова станем соавторами, когда он будет готов к новому масштабному проекту. Конечно, я гордился успехом, которого достиг без него, но все три «сольных» проекта родились из совершенно левых идей и моего желания писать музыку. Теперь, после смерти отца, я больше чем когда-либо горел желанием работать над чем-то стоящим. И это все означало, что, если бы я нашел подходящую тему, Тим не стал бы моим соавтором. Он бы просто не смог заниматься двумя масштабными проектами одновременно. Пророчество отца сбылось.
