В ДЕКАБРЕ БИДДИ ХЭЙВОРД покинула должность моей ассистентки. Она очень сблизилась с Сарой и со мной. Подозреваю, она чувствовала, что в моей личной жизни намечается тектонический сдвиг, и вопрос заключался лишь в том, когда это произойдет. Изменения произошли раньше, чем она предполагала. Незадолго до Рождества в Evening Standard появилась рецензия на детскую оперу Чарли «Энни» Страуса «Nightingale», которая шла в Лирическом театре Хаммерсмита. Меня озадачило, что обзор назывался «Какая чудесная певица!», потому что речь шла о Саре Брайтман.
Сара больше двух лет была у меня перед носом. Я знал ее не только по «Кошкам», но и по «Маскараду» Рода Арджента, когда тот из Сидмонтона попал на сцену театра «Янг-Вик». Для меня она была всего лишь «котенком», который начинал «Memory» и пел начало моего трюка с изменением тональности. Эта рецензия восхваляла новую звезду, а я, черт подери, не заметил ее.
Календарь показывал 23 декабря. Хаммерсмит располагался по пути в Сидмонтон. Так что я подумал, что заеду на шоу, по крайней мере, посмотрю первый акт, докажу свою гипотезу, что критик – родственник Сары и отправлюсь домой отмечать Рождество. Я уселся радом с наиболее влиятельным музыкальным критиком того времени, Джеком Тинкером из Daily Mail. Меня как обухом по голове ударили: я никогда не замечал, что у Сары Брайтман такое пленяющее сопрано и актерская харизма. Джеку не понравилась опера, зато он пришел в восторг от Сары. Я предложил Джеку забыть о рецензии, все равно оно приурочено к Рождеству и не будет долго идти. Так почему бы нам не зайти за Сарой Брайтман и не выпить в честь праздника? Но он был профессионалом и потому отказался, а я направился прямо в гримерку актрисы.
Сара делила гримерку с хомяком, за которым присматривала по просьбе какого-то родственника. Другим ее посетителем был Майк Моран, очень модный клавишник, продюсер и автор песен, который прославился в 1970-х – 1980-х с таким хитами как «Rock Bottom» (песня, занявшая второе место на Евровидении) и «Snot Rap» для Кенни Эверетта, на чьей телепередаче Сара появлялась в составе Hot Gossip. Было очевидно, что Сару и Майка связывает нечто большее, чем дружба. Они собирались вернуться в город и пойти в «Занзибар» рядом с Новым лондонским театром. Сара предложила присоединиться к ним. Я правда не понимаю, почему я не отказался и не поехал домой. Вместо этого я последовал за ними в Лондон. Это было спонтанное решение, которое изменило всю мою жизнь.
В «Занзибаре» я узнал, что Сара на самом деле хотела стать не танцовщицей, а певицей. Она училась в Балетной школе Элмурста вместе с такими исполнительницами как Мария Фридман. Сара была старшей из шести детей и выросла в Беркхамстед в Хартфордшире к северу от Лондона. Ее отец Грен был успешным девелопером, а мать Пола танцовщицей. Она скрывала, что была замужем за сыном известного нейрохирурга. Ее свекор научил ее мастерски разделывать рыбу. Впрочем, я знал: брак не мешал ее роману с одним из клавишников «Кошек». Сара поглаживала руку Майка; очевидно, у нее была слабость к пианистам. Я спросил, чем она собирается заняться дальше. Она работала над песенным циклом Рахманинова со своим учителем по вокалу Иэном Адамом. Во второй раз за вечер я пребывал в состоянии шока. Не из-за ее занятий с одним из лучших преподавателей вокала в Лондоне, хотя и это она держала в секрете. Мой отец обожал песни Рахманинова. Однажды я оказался свидетелем, как он разучивает их вместе со своей музой Жюстин, женщиной, которая участвовала в прослушиваниях для «Эвиты». Что бы отец сказал о Саре? Пришло время прощаться.
33
Мисс Сара Брайтман
Начался 1983 год. «Кошки» уже практически стали мировым хитом, о котором только можно было мечтать. В этот период в моей личной жизни произошло то, что привело к появлению мюзикла, затмившего все предыдущие и изменившего не только мое, но и финансовое состояние огромного количества театральных деятелей, продюсеров, инвесторов, адвокатов, юристов и ответственных лиц, так или иначе получивших прибыль от «Призрака оперы». Но также это та часть моей жизни, о которой тяжелее всего рассказывать. То, что вы сейчас читаете, – наверное, уже десятая и лучшая попытка описать происходившее.
Если бы ночью 23 декабря 1982 года по возвращении в Лондон я сразу поехал в Сидмонтон, «Призрак оперы» никогда бы не появился, а многие люди, включая меня самого, были бы намного беднее.
Думаю, в моем случае супружеская измена была неизбежна. Мы с Сарой были слишком молоды, когда поженились. Учитывая все, что происходило, казалось, будто в свои тридцать три года я вновь переживаю юность. Как бы то ни было, в марте 1983 года у меня начался роман с Сарой Брайтман. Некоторые друзья говорили, что я неизлечимый романтик, слишком близко к сердцу принимаю любовные переживания, и, что это вскоре пройдет. И почти все были в шоке от того, как я поступил. В середине апреля я публично заявил, что после почти двенадцати лет брака ухожу от жены и детей к Саре Брайтман.
Вспоминая тот период жизни, я поражаюсь, как умудрялся находить время для всего этого. В январе я посмотрел пьесу «Daisy Pulls It Off», она шла в театре «Наффилд» в Саутгэмптоне. Затем я купил права на постановку, обновил ее и уже в апреле запустил в вест-эндовском «Глобусе». Возможно, сэр Джон не оценил бы шоу, почти вся труппа которого состояла из школьниц, но у нас было 1180 показов и двухлетние гастроли по всей Британии. Я даже видел постановку с переодеванием в Итонском колледже.
Необычайно мрачный январь был оживлен распрей между Тревором и Кэмероном. Первым начал Тревор, написав Кэмерону письмо с копией остальному руководству и творческой команде, в котором говорилось, что лондонское шоу производит впечатление, будто «руководители забыли о нем… и нужно срочно что-то делать, иначе постановка провалится, и поделом, ведь виной всему – пренебрежение и преступное самодовольство». Кэмерон начал свой ответ со слов: «Я рад узнать, что ты посетил театр, что происходит раз в четыре месяца. Но посоветовал бы тебе впредь делать это не по воскресеньям, когда театр закрыт». Он продолжил: «Твое письмо… совершенно неуместно, нерелевантно и, что важнее всего, от него несет плохим воспитанием». На жалобу Тревора, что фойе выглядит ужасно, Кэмерон ответил: «Фойе – это наша постоянная головная боль… в высоком здании из бетона и стекла, гуляют еще большие сквозняки, чем в твоей голове… твоя кляуза полностью игнорирует количество сил и времени, которые мы все вложили в шоу, пока ты занимался другими своими проектами. Практически вся труппа зовет тебя Макавити».
Несмотря на то что «Кошки» были «бомбой» бродвейского сезона, Кэмерон выместил всю свою злость на Тревора вспомнив о проблеме с номером кошки Гамби, которая все еще была на повестке дня:
«Что касается “такой проблемы, как Гамби”, ты сам ее создал. Я бы даже добавил к ней твои записи с “сокращениями”. Так как ты – режиссер, то только ты мог разрешить все эти трудности.
Мы с тобой, Эндрю и Джилли всегда приходили какому-либо решению, но его реализация – это уже твоя задача. Мы можем и будем стоять за тобой до последнего, но пока ты не начнешь общаться с Джилли и заставлять ее или ее помощника делать то, что нам нужно, мы будем попусту тратить время и останемся ни с чем. И заработаем новые проблемы.
