Вот так. «Экспресс» был показан 7406 раз. Он до сих пор идет в театре Бохума в Германии и в 2018 году отметит свое тридцатилетие, побив мировой рекорд по продолжительности показа среди мюзиклов, в том же самом театре. Некоторые критики считают, что это уже слишком. И я не удивлен. Песня «AC/DC» Джеффа Дэниэлса была смесью электро-попа около тридцати лет назад. Начало второго акта было полноценной историей в рэпе.
«Экспресс» прошел самую главную проверку, когда Имо и Ник признались, что он нравится им так же сильно, как «Кошки». Имо хотела быть Дайной, вагоном-рестораном, в бледно-голубом костюме почти так же сильно, как Викторией, белой кошкой.
«Экспресс» будет переработан для своего юбилейного тридцатого года в Бохуме. Также сейчас постановкой интересуются в Японии, Китае, Британии и США. Одновременно с написанием этой книги, я попытался вернуть «Экспресс» к его корням и поставить его как концерт: без декораций, костюмов и совершенно точно без роликов. Следите за новостями!
34
«Ахахахаха!!!»
Я полностью погрузился в работу над реквиемом. Слово «полностью» я употребил намеренно. Обычно я не могу сконцентрироваться на одной единственной вещи. Но теперь, по крайней мере, Брайан отвечал за все, что касалось бизнеса. Впрочем, то, как он поступил с «Экспрессом», привело к нашему первому серьезному разногласию. Брайан старался отслеживать каждую идею, приходившую мне в голову. И, возможно, переусердствовал с этим.
Конечно, нашлись люди, которые были недовольны тем, как я помогал Саре Б. с карьерой. Показы «Песни и Танца» в «Паласе» подходили к концу. «Концерт для театра», который должен был идти двенадцать недель, продержался 781 показ и пережил четырех исполнительниц: Марти Уэбб, Джемму Крэвен, звезду «Манны небесной», Лулу и Лиз Робертсон, которая была восьмой и последней женой Алана Джея Лернера. Лиз познакомилась с Аланом, когда играла Элизу Дулиттл в ремейке «Моей прекрасной леди».
Телеканал Би-би-си предложил экранизировать шоу в качестве спецпроекта. Они хотели нанять Уэйна Слипа, но, так как Марти играла в оригинальном телешоу «Расскажи мне», они стали искать другую актрису. Я сказал, что роль должна сыграть Сара. Кэмерон этому не обрадовался. Также мне внезапно позвонил Дэвид Ланд, обеспокоенный, что я слишком продвигаю Сару, и это может закончиться плохо для нее. Совсем как когда помощь Тима Райса Элейн Пейдж оказалась ей во вред. Я ответил, что, как Тим, продвигаю Сару исключительно из-за ее таланта.
Я должен был прислушаться к советам. Не думаю, что телеверсия «Песни и Танца» как-то навредила Саре, но она была слишком молода, и эта вещь не подходила для ее сопрано. Но она вновь получила безусловное одобрение от Джона Барбера из Daily Telegraph. А ее широчайший диапазон означал, что «Unexpected Song» можно исполнить в шоу не только в самом конце. Впрочем, от песни почти отказались, когда Ричард Стигло назвал Сару «невзорвавшейся бомбой» в платье, и над ней стали посмеиваться. Джон Барбер довольно точно обозначил наш статус-кво. Он написал о трехоктавном диапазоне и процитировал ее слова: «Эндрю забавляется с моим голосом… Нет, он не говорил о мюзикле для меня. Возможно, когда-нибудь он придумает что-то, и я окажусь правильной исполнительницей для этого». Барбер закончил обзор:
Сложно сказать, куда приведет ее (Сарин) выдающийся талант, но интуиция подталкивает ее к классике. То же самое относится и к ее мужу, в данный момент работающему над реквиемом. Так же, как он раздвинул грани музыкального театра, уникальный голос Сары Брайтман может разнообразить диапазон поп-исполнения. Будут они работать вместе или нет, я буду следить за ее будущим с таким же интересом, как и за его.
И вновь благодаря «Конкорду» мы с Тревором с комфортом отправились в Бостон на заключительный этап тура «Кошек» и затем на их повторное открытие в Вашингтоне. На пути домой где-то на полпути над океаном послышался страшный хлопок. Все двигатели замолкли. Пилот обратился к нам по громкой связи и сказал, что нет повода для паники, это обычное дело: реактивные потоки на высоте свыше шестидесяти тысяч футов часто вызывают подобные вещи. Я сразу вспомнил историю Дэвида Фроста о том, как он летел на вертолете над Центральным парком, и с его винтом что-то произошло. Пилот сказал: «Так, я буду управлять птичкой, а вы, ребята, попробуйте там сзади поколдовать с религией». Конечно, наш пилот по очереди заново запустил двигатели, но я поблагодарил Господа за то, что во мне плескалось достаточное количество вина, и утешился надеждой, что кто-нибудь сможет расшифровать мои черновики реквиема, оставшиеся в Сидмонтоне.
Возможно, находясь под впечатлением от сверхзвуковой драмы, весь апрель я занимался только реквиемом. Я обнаружил, что невозможно класть латинские слова на музыку, сидя за фортепиано. Благодаря базовым знаниям латыни и хорошему переводу на английский, я ломал голову над смыслом реквиема во время долгих прогулок, и бывали дни, когда я вдоволь наслаждался богатством церковной архитектуры, которая является самым недооцененным достоянием Британии. Я снова и снова перебирал фразы у себя в голове, проигрывал их за фортепиано, понимал, что они никуда не годятся, шел смотреть на очередное здание и пробовал еще раз. Английская хоральная традиция, с ее уникальной зависимостью от мальчишеского «пронзительного» сопрано, была фундаментом моей задумки. Латынь, конечно, не является языком английской церкви, но это никогда не было проблемой для викторианских окуренных фимиамом англо-католических церквей, которые я так люблю.
В конце апреля я продвинулся достаточно, чтобы огласить, что первое прослушивание моего произведения пройдет в июле на десятом Сидмонтонском Фестивале. Синдмонтон находится не так далеко от Уинчестера, в котором действует один из самых лучших в Британии церковных хоров. Я связался с его руководителем Мартином Нери, чтобы понять, сможет ли хор выступить на Фестивале. Оказалось, что это огромная проблема. Хор исполнял две совершенно разные программы для утренней и вечерней службы по воскресеньям, плюс, постоянно меняющийся репертуар каждый день во время вечерни. Кроме того, посреди всей этой музыки дети посещал школу. Изучение новой вещи, которая, возможно, будет исполнена всего раз – не то, на что может легко согласиться уинчестерский епископ. Тем не менее, Мартин согласился встретиться и пройтись по первой версии моего «Реквиема».
В НАЧАЛЕ МАЯ начались показы «Призрака» Кена Хилла, и в один жаркий вечер мы с Сарой и Кэмероном наконец попали на него. Это было именно то, чего мы ожидали. Призрак все время выскакивал из-за неустойчивых декораций в викторианском стиле с адским смехом «Ахахахаха!!!», заставляя Кристину изображать страсть, исполняя такие оперы, как «O mio babbino caro» Пуччини. Мюзикл даже близко не соответствовало вест-эндовским стандартам, но в нем были зачатки отличного развлекательного шоу. Сара сомневалась. По крайней мере, в том, что ее возможности позволят ей участвовать в такого рода проекте. Она имела свой взгляд на значение оперы. И, какой бы маленькой не была роль, часами занималась вокалом под пристальным наблюдением своего преподавателя Иэна Адама.
Когда Сара, наконец, справилась с неуверенностью, она уже была поглощена обустройством нашей новой лондонской квартиры на Грин-стрит в Мейфэре. Она располагалась на верхнем этаже высокого здания, окна которого выходилм на прекрасный сад давно заброшенного особняка. Но мы недолго там прожили. Несмотря или может потому, что в непосредственной близости находились отели «Дорчестер» и «Коннот», район казался не очень приятным. Однажды я поздно вечером возвращался домой по Парк-стрит. В одном из дверных проемов стояла дрожащая девочка в мини-юбке, которой едва ли было шестнадцать. Рядом с ней остановился бежевый минивэн, водитель которого открыл заднюю дверь и крикнул: «Внутрь!» Он запихнул девочку в машину, где она присоединилась к двум другим детям. Затем он направил минивэн по направлению к Оксфорд-стрит, крича мне из окна: «Я знаю, кто ты такой!», и угрожая мне расправой, если я сообщу, что-либо полиции.
