Вы можете найти меня вечером по телефону FLA 1822 или днем по WEL 2261 (последний – адрес адвокатской конторы Pettit and Westlake).
В надежде на ответ,
Ваш Тим Райс
Разумеется, я был заинтригован. Я подумал, что не очень удобно звонить ему на работу, поэтому набрал первый номер. В те дни все телефонные номера были с буквенными префиксами – аббревиатурами имен или районов. Их цифирные эквиваленты существуют до сих пор. Например, в Лондоне «235» соответствует «BEL», то есть кварталу БЕЛьгрейвия. У дяди моего одноклассника был такой номер, и он вплоть до своей кончины в нулевых отвечал на звонок: «БЕЛьгрейвия, какой бы номер вы ни набирали». Он также называл аэропорт Хитроу по его названию 1938 года – Лондонская Авиационная Станция, и произносил слово «Альпы» как «Урльпы». Однажды он пожаловался мне, что не смог поехать в свой загородный дом, потому что его компания назначила заседание совета директоров на среду. «Это испортит все выходные!» – возмущался он. Но я отвлекся.
На мой звонок ответил очень приятный молодой человек. Он объяснил, что пишет слова для поп-песен. На самом деле он писал к ним и «трехаккордные мелодии», как он сам выразился. Он учился в парижской Сорбонне, а теперь, в 22 года, работал клерком в адвокатской конторе, и ему было до смерти скучно. С Десмондом Эллиоттом он познакомился, когда предложил ему идею сборника, основанного на поп-чартах. По-видимому, Десмонд отказался от этого опуса (позже Тим возродил идею в виде Книги рекордов Гиннесса британских хитов). Мы договорились встретиться как-нибудь вечером после работы Тима.
Некоторое время я размышлял, как выглядит «тот самый» начинающий поп-поэт с выговором частной школы, учившийся в Сорбонне. Я вообразил себе коренастого парня с бакенбардами в куртке а-ля The Beatles, щеголявшего в бабушкиных очках. В результате я совсем не был готов к тому, кто позвонил в дверь Харрингтон-роуд три дня спустя. Напротив раздолбанного лифта вырисовывался шестифутовый силуэт невероятно худого красавца-блондина. Бабушка, стоявшая за мной, внезапно оказалась необычайно слаба в коленях. Восхищение – возможно правильное слово для моих эмоций от первой встречи с Тимоти Майлзом Биндоном Райсом.
ОЧЕНЬ СКОРО Я ПОНЯЛ, что на самом деле Тим мечтал стать рок-звездой, разбивающей сердца юных дев. Я узнал, что он учился в Лансинг-Колледже в Суссексе, что он родился в 1944 году и был почти на четыре года старше меня, что его отец работал в Hawker Siddeley Aviation, а его мать писала детские книги. С собой он принес диск с песней, которую сам придумал и спел. Очевидно, она интересовала многих, так же, как и Тим, который был бы хорошим сольным ответом дуэту Peter and Gordon. Я задавался вопросом, как черт подери, я могу вписаться в эту историю о неизбежной славе.
В общем, первой песней Тима Райса, которую я услышал, была «That’s My Story». Это была легкая, очень интересная запись, на которой Тим непринужденно пел свою трехаккордную песню, подыгрывая на акустической гитаре. Но мне сразу показалось, что простая, радостная, неприметная мелодия противоречит довольно грустным словам о парне, бросающем подружку. На самом деле это была шарада: это парня бросала девушка. Ключевая фраза была: «That’s my story but, oh Lord, it isn’t true» («Это моя история, но боже мой, это все неправда»). Как бы то ни было, я подумал, что с этой песней Тим станет знаменитостью уже к концу года. Я посчитал необходимым отметить, что я встретил Тима до того, как он прославился, ведь это было действительно так.
Я неуверенно сказал Тиму, что я люблю поп-музыку и рок, но моя настоящая страсть – это мюзиклы. К моему удивлению Тим ответил, что он вырос на музыке, которую слушали его родители, и что ему искренне нравятся песни из театральных постановок. Мне не показалось, что он испытывает непреодолимое влечение к мюзиклам, но по крайне мере он не считал их глупостью, как большинство моих друзей. Не думаю, что тогда мы успели обсудить доктора Барнардо и «Таких, как мы», но после знакомства с моими родителями, которые были полностью очарованы, мы договорились встретиться еще раз.
Мне действительно понравился Тим. У него был лаконичный слог и находчивость, которую я не встречал ни в ком до него. Я познакомил его с школьными друзьями, и они тоже были очарованы им. Особенно геи. В конце концов я рассказал ему в общих чертах об идее Десмонда Элиота с мюзиклом о докторе Барнардо и сыграл ему пару мелодий. Казалось, Тим заинтересовался. Все, что у меня было – сырой конспект сюжета, который я набросал за неимением ничего лучшего, но хоть что-то. Одна мелодия предназначалась двум юным влюбленным кокни, чья сюжетная линия была второстепенной. Вторая была для аукциона в песне. В ней доктор Барнардо после нескольких забавных лотов перебивает все ставки и покупает Edinburgh Castle Gin Palace в лондонском эпицентре нищеты, на Майл-Энд-роуд. Здание он впоследствии превратит в благотворительный центр. Такое вот шоу.
Несколько дней спустя Тим показал мне две песни. Одна была для аукциона, он назвал ее «Going, Going, Gone!». И первым лотом в ней был попугай. Первый куплет моего будущего компаньона звучал так:
Here I have a lovely parrot, sound in wind and limb
I can guarantee that there is nothing wrong with him.
Ну как я мог не улыбнуться? И по сей день только Райсу может прийти в голову вещь, подобная «попугаю, здоровому во всех отношениях». Причудливость и простота слога сразу же покорили меня. Мы сочинили главную сюжетную песню, которая предваряла диалог и отличалась от наших трех самых известных шоу. Песню, предназначавшуюся для второстепенной любовной линии, Тим назвал «Love Is Here». Вот ее первый куплет:
I ain’t got no gifts to bring
It ain’t Paris, it ain’t Springw
No pearls for you to wear
Painters they have missed it too
Writers haven’t got a clue
They can’t see love is here.
Однако Десмонд Эллиотт был не очень доволен, когда я сообщил ему, что Тим будет работать со мной над «Такими, как мы». Он считал, что «тот самый» поп-сочинитель должен заниматься «той самой» поп-лирикой. Но все изменилось, когда я сыграл ему наши песни. И очень скоро Тим тоже попал под крыло Десмонда Эллиотта и его Arlington Books.
НЕСМОТРЯ НА ВСЕ ЭТО, у нас по-прежнему не было даже намека на сценарий от Лесли Томаса. Тим предложил пару вариантов песен, и мы начали работу. Десмонд, тем временем, нашел для нас «продюсера», который на самом деле тоже был книжным издателем, – Эрнеста Хехта из Souvenir Press. Эрнест был ребенком, который попал в Великобританию из нацистской Германии во время операции «Киндертранспорт». Однажды он сказал мне, что главная обязанность издателя перед автором – оставаться платежеспособным. Когда-то он баловался театром, в 1967 году явил миру комика Брайана Рикса в фильме «Uproar in the House». Какими именно знаниями он обладал для продюсирования мюзикла в 1965 году, остается загадкой. Но все это было задумкой Десмонда, так что ему было решать.
Тем временем я нашел музыкального издателям. Во время своих школьных прогулов я встречался с ребятами из Southern Music, американской музыкальной компании с большим портфолио и очень активным лондонским офисом. Вскоре я оказался под опекой генерального директора, парня по имени Боб Кингстон. Боб впоследствии дал мне один из важнейших в моей карьере советов, благодаря которому довольно много людей добились значительного состояния. Он отметил, что я был довольно странным семнадцатилетним подростком с непонятным пристрастием к музыкальному театру – белая ворона среди сверстников, – и что я могу запросто заражать окружающих этим своим увлечением. Так что он заключил с Десмондом сделку на издание мюзикла «Такие, как мы».
