По правде говоря, мы писали музыкальную радиопьесу. В итоге это дало нам огромное преимущество. Слушатели настолько хорошо знали наши композиции, что ни один из будущих режиссеров или продюсеров не мог добавить что-то новое и вмешаться в существующую последовательность. Произведение не подлежало изменениям.
Существует хорошо известная история о том, как мой соавтор «Кошек» Тревор Наанн ставил «Идоменея» Моцарта на Глайндборнском оперном фестивале. Во время репетиций он спросил дирижера Саймона Рэттла, сможет ли тот повторить еще раз одну часть, чтобы перекрыть сложную сценическую перестановку. Рэттл выпалил: «Это Моцарт, а не Эндрю Ллойд Уэббер». Спасибо записи, даже Тревор не мог бы потребовать перестановок от «Суперзвезды». Но я подумал еще раз и теперь не вполне в этом уверен.
Новый год начался с того, что молодые американцы, призванные в армию, по-прежнему отправлялись на верную смерть во Вьетнам. У Великобритании назревали серьезные проблемы с Северной Ирландии, хотя мы почти не знали о них, надвигались всеобщие выборы, грозившие расколоть общество. Но в ту зиму были лишь намеки. Брайан Бролли хотел выпустить наш двойной альбом осенью 1970 года. И мы поставили себе цель – закончить работу к Пасхе, и подготовить оркестровку к Маю. На самом деле мы закончили намного раньше, и это было к лучшему, так как в бочке меда появилась новая ложка дегтя. Я по уши влюбился.
11
Любовь меняет все, кроме…
Я познакомился с Сарой Хагилл в оксфордском колледже Крайст-Черч на вечеринке моей подруги Салли, устроенной по случаю дня рождения Лотти Грей. Я до сих пор помню тот день – 21 января 1970 года. Сара была всего лишь шестнадцатилетней школьницей, но нетрудно объяснить, почему родители отпустили ее на подобную оргию: они были знакомы с семьями Салли и Лотти.
Отец Сары Тони в индивидуальном порядке получил Военный крест за то, что убедил немецкого командира в капитуляции целой французской деревни. Он служил в тридцатом штурмовом подразделении созданным Яном Флемингом, небезызвестным автором «Джеймса Бонда». Тони не был поклонником Флеминга. Он рассказывал мне, что тот слишком много времени проводил в Уайтхолле, а не на линии фронта со своими людьми. Что еще хуже, когда он все же объявлялся на передовой, он быстро подчищал все запасы бренди и сигарет. Тем не менее Тони удостоился достаточно большого упоминания в «Казино “Рояль”» и был одним из прототипов самого Джеймса Бонда. В то время, когда я познакомился с Сарой, он работал химиком-исследователем в сахарной компании Tate & Lyle со специализацией на ямайских плантациях. Но, когда он стал главой продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН, один из его лучших друзей сказал мне не воспринимать вещи так буквально. И по сей день ни я, ни Сара не знаем, что именно он имел в виду. В общем, вот откуда появилась связь с родителями хозяйки вечеринки.
Конечно, я ничего этого не знал, когда миловидная дочь Тони предложила себя в качестве моего секретаря. Моя влюбленность в Сару не заставила себя долго ждать. Я позвал ее на ужин в бистро напротив здания Мишлен, которое сейчас известно под названием Бромптон-Кросс. Тогда она заказала смехотворно маленькие простые блюда. Она не знала, придется ли ей оплатить свою часть счета. Это довершило дело. Я должен был увидеть ее снова.
К концу января у меня были готовы все основные мелодии для «оперы», а тексты Тима писались с той же скоростью, с которой я влюблялся в Сару. Моя новая квартира пришлась очень кстати. Она находилась всего в нескольких сотнях ярдов от ее школы. Так как она должна была самостоятельно готовиться к летним экзаменам, у нее было полно свободного времени. Так что чаще всего она быстро отмечалась в школе и сразу же бежала ко мне. Довольно скоро я дал ей запасной ключ. Есть вещи и похуже, чем, когда вам двадцать один, и вас по утрам будит симпатичная школьница. В марте пришло время познакомиться с ее родителями. Благодаря тетушке Ви и манерам, которые она привила мне, я хорошо ладил со взрослыми, и Тони и Фанни Хагилл не стали исключением.
Обед проходил в их квартире неподалеку от Кенсингтон-Хай-Стрит. Любовь к архитектуре позволила мне перевести беседу об их загородном доме на тему местных церквей, что исключило возможную дискуссию о длине моих волос. Я был приглашен к ним на выходные и сделал себе пометку разузнать побольше о севере Уилтшира, где находилась их загородная резиденция. За долгие годы я понял, что во время встречи с потенциальными тещей и тестем лучше, если вы знаете больше о месте, где они живут, чем они сами.
ЛЮБОВЬ МОЖЕТ ПЕРЕЧЕРКНУТЬ ВСЕ, но лично я начал работать еще быстрее и ожесточеннее. К середине февраля структура «Суперзвезды» была достаточно проработана, чтобы я мог разбить ее на части для записи. Мои наброски для первой стороны были датированы 21 февраля, все четыре части были закончены к 4 марта. Нестандартные тактовые размеры стали неотъемлемой частью «Суперзвезды». Они давали энергию движения музыке, а оттуда словам и сюжету. Есть пометка, датированная декабрем 1969 года, что первая песня Марии Магдалины должна быть в размере 5/4, а в феврале 1970 года над записью появился большой восклицательный знак. Тогда появилась песня «Everything’s Alright». Был и двойной восклицательный знак над размером 7/4 который относился к сцене в храме в моих записях для второй стороны. Самая большая пометка – это напоминание самому себе о том, что я пишу музыкальную радиопьесу с нацарапанным поверх словом «понятность» и бесконечными напоминаниями о свете и тени.
Но хоть наша с Тимом работа продвигалась достаточно быстро, найти исполнителей было не так-то просто. Клюнув на гарантированный релиз, Мюррей сразу же согласился участвовать в записи. Так что ключевая роль Иуды была занята. На роль Иисуса мы хотели позвать кого-то известного. Тим предложил Колина Бланстоуна, солиста Zombies, чей главный хит «She’s Not There» был написан Родом Арджентом, прекрасным музыкантом, с которым мне выдалось поработать десятилетие спустя. У меня было чувство, что голос Колина недостаточно жесткий, но звукозаписывающая компания Zombies – CBS – развеяла мои страхи, запретив ему участвовать в нашем проекте.
Помощь прибыла, откуда не ждали. Несколько месяцев ранее я был приглашен на премьеру «Концерта для группы с оркестром» Джона Лорда, в котором участвовали Deep Purple и Лондонский симфонический оркестр под руководством друга моего отца, композитора и любителя коктейлей, Малкольма Арнольда. Там я познакомился с менеджером Deep Purple Тони Эдвардсом, энергичным бизнесменом, который, как и Сефтон, занимался шоу-бизнесом. Музыка показалась мне довольно слабой, так что, кто, о чем, а я стал думать, как смело было объединить рок-группу с оркестром. Я узнал, что Deep Purple раздумывали над тем, чтобы удариться в хеви-метал. В разговоре с Тони Эдвардсом я упомянул «Суперзвезду», и он был заинтригован.
Спустя несколько месяцев нам позвонили с сообщением о том, что у Deep Purple появился новый солист. Не хотели бы мы с Тимом зайти к Тони в Барнс и послушать несколько его необработанных записей? Солиста звали Иэн Гиллан. Я нашел своего Иисуса в тот момент, когда впервые услышал первобытный крик Иэна. Теперь наш Иисус был полным энергии и пылкости, а не каким-нибудь парнем в белом халате, обнимающим ягненка. В тот вечер я вернулся домой и переписал момент, когда Иисус выгоняет ростовщиков из храма.
