«Напомни кларнетистам об их амбушюре: расположении губ, языка и зубов», – советовал отец. «И говори флейтистам о флаттерцунге. Если сомневаешься, присуди приз младшему классу».
У меня хорошие воспоминания об отце, и, надеюсь, у вас не сложилось обратное мнение. Но, если когда-либо вы вдруг обнаружите себя в качестве судьи на музыкальном конкурсе, в котором участвует несколько сотен девочек-подростков, примите мой совет и никогда даже не намекайте на амбушюр, позиции губ, языка и зубов. Скажем так, я до сих пор иногда встречаю незнакомых женщин, которые усмехаются и говорят, что провели незабываемое время в Редене в конце 1960-х.
ОДНОЙ ИЗ ПОСЛЕДНИХ частей «Суперзвезды», которую мы еще не записали, была «King Herod’s Song». Простой ответ на вопрос «почему песня-водевиль?» – потому что это казалось правильным. Шестое чувство подсказывало мне, что после напряженной «Gethsemane», нашей пятиминутной части Иисуса, и до финальных сцен смерти Иуды, суда над Иисусом и мучительного распятия нам нужно было что-то легкое и светлое. Песня, выделявшаяся стилистически, казалась именно тем, что нужно было нашей скованной записи. Слушатели могли бы сами представить царя Ирода и его разношерстный двор.
Необычная в исполнении Иэна Гиллана «Gethsemane» записывалась среди последних наряду со сложной интерпретацией смерти Иуды. Как сейчас помню ночь, когда мы записывали ее, и как Иэн был полностью обессилен к концу сессии. Это были основные вокальные партии, которые теперь приходилось записывать в студии «Айланд». Мы истратили все время, отпущенное нам во второй студии «Олимпик», а в «Айланд» была такая же записывающая аппаратура.
Последними мы записывали оркестр и хор, сводили мы их в «Олипик». Процесс двигался очень медленно. До компьютерной памяти оставалось еще далеко, так что Алану О’даффи приходилось запоминать огромное количество сложных настроек и перестановок. Увертюра с ее синтезаторами, рок-группой, камерным оркестром, полным оркестром и классическим хором, длившаяся всего две минуты, была тому примером. Иногда мы соглашались на не такой идеальный микс, как задумывался, просто потому что это казалось правильным. Если вы внимательно послушаете те две доли секунды перед вступлением оркестра в увертюре, вы услышите, как Алан Доггетт считает «один, два, три, четыре». Мы забыли убрать его дорожку из записи.
Один эпизод мы вырезали. В Евангелии от Матфея этот сюжет излагается довольно кратко. «И увидев смоковницу на обочине, он подошел к ней и не нашел на ней ничего, кроме листьев. И сказал он ей: “Да не появится на тебе ни один плод отныне!” И смоковница завяла». Тим написал свою собственную версию проклятия Иисуса с куплетом: «I hope your leaves go brown / May a vandal chop you down»
[34]. Так же как и смоковница, эта песня оказалась бесполезной в нашем альбоме.
Брайан Бролли устроил прослушивание для руководства британских MCA/ Universal в одной из студий в центральном Лондоне. Пришло около десяти топ-менеджеров, некоторые из которых горестно спрашивали, какой длинны альбом, и будет ли перерыв (дело происходило после обеда). Дэвид Ланд притащил своего друга Сирила Симонса, нашего издателя и босса из MCA (Leeds) Music, который все время разглагольствовал о том, как это все будет воспринято в синагоге. Когда запись закончилась, воцарилось гробовое молчание. Оно было нарушено Сирилом. Обратившись сначала к Дэвиду, а затем к собравшимся шишкам, он мрачно заметил: «Не много здесь для Раби Мюррей»
[35]. Это был первый приговор, вынесенный «Иисусу Христу – суперзвезде».
Сам Брайан, впрочем, был в полном восторге. Таким же воодушевленным был Майк Леандер. Именно Майк предложил добавить слово «суперзвезда» в рабочее название «Иисус Христос». Все согласились, это было ясно, как белый день. Вскоре мы узнали, что американская звукозаписывающая компания была если не на седьмом небе от счастья, то точно на шестом с половиной. Выход нашего двойного альбома был назначен на 16 октября, в Америке он должен был состояться на неделю позже. Но сейчас было начало июля и самое время, чтобы отправиться к тетушке Ви и на этот раз с неожиданным поворотом: ее племянник был не столько увлечен мюзиклами, сколько полностью поглощен сердечными делами.
В ПОСЛЕДНИЕ НЕДЕЛИ ЗАПИСИ моя возлюбленная Сара отправилась в отпуск к семье во Францию, и остановилась в далеком городе Альби на юго-западе страны. Я ужасно скучал по ней и, признаться честно, немного завидовал, потому что всегда мечтал побывать в местном соборе из розового кирпича, но так ни разу туда и не попал. Хотя родители Сары немного нервничали, по плану она должна была присоединиться ко мне в тетушкиной деревне. Они, должно быть, решили, что дома она будет скучать и строить из себя Офелию. В общем, перед моей тетушкой широких взглядов встал довольно деликатный вопрос. Саре было всего семнадцать лет, а в доме была только одна свободная спальня.
Но было найдено простое решение: меня выгнали. Нимы были в отъезде, и меня сослали в комнату служанки на их вилле по соседству. У горничной, если она и существовала, должна была быть очень неприятная кровь, потому что только в таком случае она могла выжить под натиском комаров, чьи укусы заставили Джорджа обеспокоиться, нет ли у меня оспы. Вскоре я вернулся в свою прежнюю спальню, и страсть разгорелась с новой силой, сдерживаемая только страшным зудом от укусов. Мы с Сарой жили в своем мире любви с ужинами под луной у берега моря, с любовными песнями, сочиненным на фортепиано Ви. Единственным расстройством было то, что запись «Иисуса», которую я привез Ви, была испорчена разбившемся в чемодане флаконом лосьона после бритья. Единственной сохранившейся частью была «King Herod’s Song». Так что тетушка в течение всего месяца делала вид, что восхищается оперой об Иисусе, целиком написанной в стиле английского мюзик-холла.
Идиллия разрушилась, когда пришла телеграмма от сариной мамы, призывающей ее немедленно вернуться домой. Ее старшая сестра Оливия подверглась серьезному нападению в Нью-Йорке и была отправлена обратно в Великобританию. Мать Сары хотела, чтобы она была рядом с ней. Но она упустила вопрос, как Сара доберется домой. Это был самый оживленный уик-энд лета, и не только все авиабилеты были распроданы, но и пробки на старой границе между Италией и Францией были сущим кошмаром. В аэропорт Ниццы можно было добраться только на машине, а единственным водителем среди нас был уже пожилой Джордж. Сара отсрочила исполнение судебного решения на два дня и, конечно же, получила дома за то, что не смогла вовремя наколдовать себе несуществующее место в самолете. Оливия была в порядке, но получила серьезный удар по голове. Ей нужен был покой без суеты младших сестер. Я остался еще на неделю, обездоленный и помрачневший я сочинял заунывные песни о несчастной любви.
ЕДВА Я ПРИЗЕМЛИЛСЯ В Лондоне, как тут же получил срочное сообщение с просьбой позвонить Дэвиду Ланду. Сирил Симонс с запозданием обнаружил, что я исключил большие права из контракта на сингл «Superstar». Дэвид хотел знать, что я имел в виду. Я повторил ему то, что сказал мне Боб Кингстон, что это права на театральные и кинопостановки, и было жизненно важным оставить их у нас. Мне показалось, что Дэвид засомневался, сможет ли альбом, на котором нет ничего для Раби Мюррей, пробиться на сцену, не говоря уже о кино. Но все же он сказал, что пойдет со мной к Сирилу и будет сражаться за эти права. Встреча проходила в президентском офисе Leeds Music, в нижней части Парк-Лейн. Накануне ночью я и глаз не сомкнул. Все будущее «Иисуса Христа – Суперзвезды» полностью зависело от итогов этой встречи. Понимал ли Дэвид хоть в общих чертах, что было поставлено на карту?
