Я сам напечатал письмо, чтобы сохранить его в секрете. Мне никто не ответил. Возможно, потому что мы все погрязли в проблемах. Джуди Денч попала в больницу, сильно упав во время репетиции сцены «The Old Gumbie Cat». Врачи сказали, у нее порвалось ахиллесово сухожилие – один шанс из тысячи, что она сможет выступать. А если и сможет, то только в роли Гризабеллы, вопрос о танцах даже не обсуждался. Происшествие объединило нас всех. Тревор верил, что сможет разобраться со всем. Мира Сандс получила роль Гамби, и на этом план Тревора, что все актеры будут играть несколько ролей, провалился. Единственное, Брайан Блессид сыграл одновременно Бастофера Джонса и Старика Дьютерономи, а Стивен Тейт появился в обличье и Гуса, и Рам-Там-Таггера.
Кэмерону пришлось принять ужасно трудное решение. Если бы мы перенесли предпоказы, все подумали бы, что шоу находится в плачевном состоянии. Уже ходили слухи, что травма Джуди – это оправдание ее побега с тонущего корабля. Вместе мы смогли прийти к некоему компромиссу. Предпоказы пройдут, как запланировано, но премьеру мы перенесем на 11 мая. Таким образом Джуди могла бы постепенно вернуться в проект.
К концу недели все хотели забыться. Мы с Гарри Рабиновицем начали репетиции с оркестром и группой. Я разделил работу над оркестровкой с Дэвидом Калленом, так начались рабочие отношения, которые впоследствии продлились около тридцати лет. Гарри знал толк в роке. И мы так сработались, что могли репетировать, пока сцена в Новом лондонском театре была занята установкой декораций. Дух группы Blitz захватил нас всех.
Я УЖЕ ПИСАЛ ЗДЕСЬ, что советую всем авторам и композиторам брать отпуск с ограниченным доступом к видам связи во время технических прогонов. Но мы с Кэмероном были сопродюсерами, и у нас не было и шанса сбежать и растянуться где-нибудь под пальмой. Не могу говорить за него, но лично я предпочел бы, чтобы в следующей жизни не повторилась рабочая неделя, начавшаяся в среду, 16 апреля 1981 года.
Она началась с моего звонка Тиму Райсу. Тревор так и не смог довести песню Гризабеллы до ума – бедняга был в полном отчаянии. Так что мы Кэмероном решили, что у нас больше нет времени ждать, пока на него снизойдет вдохновение. Тим спросил, нужны ли нам слова для той «приятной мелодии, которую крутят на радио». Запись моей инструментальной версии попала в цель. Я показал Тиму «каракули» Тревора, так как думал, что это ускорит процесс. К пятнице Тим закончил первый вариант. Мы с Кэмероном согласились, что теперь нам хотя бы есть, с чем работать, но отложили слова до времени, пока Тревор сам не сдастся.
Джуди наконец вышла из больницы. Тем утром мы с ней и Тревором дали интервью на радиопередаче Би-би-си «The World at One». Джуди игриво отметила, что, несмотря на костыли, она готова приступить ежедневным репетициям в Новом лондонском театре. На самом деле она должна была пройтись по сцене и объективно оценить свои возможности. Напряжение возросло, так что мы с Кэмероном решили отложить вопрос с песней до следующей встречи.
Мы с Тревором обменивались замечаниями, когда в театре появилась Джуди. Наш новый менеджер Ник Аллотт (вскоре ставший правой рукой Кэмерона) проводил ее в зал. Это был его первый день на работе, и он до сих пор рассказывает, что думал о нем как о последнем. Он помогал Джуди подняться на сцену, когда она, будучи на глазах у всех, внезапно плохо себя почувствовала. Я никогда не видел, чтобы Тревор действовал так решительно. Джуди была потрясена, когда он заявил, что она больше не может участвовать в шоу, так как риски невероятно велики. Мы с Кэмероном не могли сделать ничего лучше, как согласиться с ним. Мы понимали, что шансы на достойную премьеру, не говоря уже о предпоказах, таяли на глазах.
Помню, как мертвенно-бледные мы с Кэмероном ехали ко мне домой. Печальная правда заключалась в том, что нам не доставало и половины инвестиций, а теперь мы лишились ведущей актрисы. Подъехав к углу Гайд-парка, Кэмерон взял меня за руку и сказал: «Эндрю, ты не должен брать все это на себя». Меня поразили его слова. Но дома до меня дошло, что, если бы «Кошки» провалились, у нас попросту не оказалось бы средств, чтобы как-то выкрутиться из ситуации.
Честно говоря, я не помню, кто из нас первым подумал об Элейн Пейдж. Думаю, мы сделали это одновременно, но по раздельности. Я где-то прочитал, что она не занята ни в одной постановке. Так что в четверг утром Кэмерон позвонил ей с вопросом, не может ли она помочь нам хотя бы на короткий период времени, который, вероятно, продержится шоу. Версия Элейн состоит в том, что она услышала «Memory» в исполнении Гэри Мура на Radio 2 и сразу подумала, что эта музыка предназначена для нее. И как только раздался звонок Кэмерона, к ней на окно прыгнула кошка. Неважно, тем вечером я уже сидел с Элейн в баре на Ковент-Гарден и рассказывал ей историю рождения мелодии, как Тревор нашел стихотворение Элиота, которое могло стать основой песни, что я показал его черновики Тиму, а он написал прекрасные слова. Я вкратце рассказал ей, чего мы ждем от шоу и историю его создания. Элейн ответила, что, если речь о той композиции, что она слышала по радио, то она в деле. Сингл доказал, что достоин золотой пластинки. Чего я не знал, так это того, что у Элейн вновь разгорелся страстный роман с Тимом.
НАСТУПИЛА ВЕЛИКАЯ ПЯТНИЦА, Лондон опустел и помрачнел. Генеральный прогон был назначен на ранний вечер. Днем Джилли пришла в ужас от костюмов для кошачьего бала. Джон Непер создал необычные одеяния, которые кошки могли бы сделать сами для торжественного случая. У девочек были сложные костюмы, подражавшие оберткам от огромных рождественских хлопушек. Всевозможные обрывки, обертки, остатки, увеличенные в масштабе, стали нарядами для наших несчастных актеров. Но, признаться, они все производили неизгладимое впечатление. Их производство стоило сорок пять тысяч фунтов (двести девять тысяч фунтов сейчас), 10 процентов от нашего бюджета, и Джон считал их своим лучшим творением. К сожалению, эти костюмы совершенно не предназначались для танцев. Джилли заявила, что уволится и заберет с собой всех танцоров, если им придется танцевать в таком виде. Кэмерон согласился с ней и сказал, что костюмы нужно заменить. Джон пришел в бешенство. Он схватил целый ворох одежды и выкинул в сточную канаву за театром. Больше эти костюмы никто не видел.
Генеральный прогон проходил в кромешной тьме. Дэвид Херси очень слабо освещал сцену, за что Кэмерон прозвал его Князем Тьмы. Эйбу Джейкобу не хватило времени для настройки звуки, и сидящие в зале слышали отчетливо одно слово из трех. Мы пропустили все сцены с Гризабеллой, но к десяти вечера были только на первой трети первого акта. Перейдя к «The Pekes and the Pollicles», мы поняли, что это конец. Беспорядочная сцена, в которой наши кошки надевают на ноги коробки, чтобы изобразить собак, напомнила нам с Кэмероном о любительском театре в худшем его проявлении. Мы собирались стать посмешищем всего Лондона. В итоге мы решили, что «Кошек» нельзя показывать.
Мы собрались сообщить об этом Тревору в конце прогона, а труппе – на следующий день. Поймав режиссера, мы прошлись по Ковент-Гарден. Единственным местом, открытым в Великую пятницу, был ресторан «Джо Аллен», да и то почти пустой. Не могу сказать, что обычно дружелюбные официанты обрадовались нашему появлению. Кэмерон заговорил первым. Мы долго и упорно думали. Но то, что увидели, не подходит для сцены. Команда разобщена, все недовольны, а происшествие с Джуди добавило неопределенности. Мы решили отложить шоу. Я активно поддакивал.
