В любом случае, Джилли выиграла эту битву.
31
«Песня и танец» и сон
Начало лета 1981 года. Дела обстоят следующим образом. Мне тридцать три года. Мы с Сарой женаты почти десять лет. У нас двое детей: четырехлетняя Имоген и двухлетний Ник. Мы владеем половиной Сидмонтон-Корт, другая половина была заложена, кроме того, на нас висит огромный кредит, который пришлось взять, чтобы закрыть «Кошек». У нас есть квартира в Лондоне, и благодаря тому, что правительство Тэтчер сократило верхнюю налоговую ставку, я мог откладывать часть своих доходов, которые в основном приносила «Эвита». Мой альбом с «Вариациями» имел большой успех и сумел удержать его, как и «Расскажи мне в воскресенье». Теперь у меня появился еще один хит, даже успешнее «Эвиты», и каждый всемирно известный театральный продюсер хотел его заполучить. Я позаимствовал слова у Т. С. Элиота, так что помощь Тима Райса мне не понадобилась. Я по-прежнему был чертовски стеснителен, но, нравилось мне это или нет, мне приходилось быть в центре внимания. На самом деле, мне нравилось.
Сара превратила Сидмонтон в настоящий дом, который с запуском Фестиваля приобрел новое измерение. Англиканская церковь решила, что церквушка, расположенная на нашей лужайке не приносит особого дохода. Так что они продали мне здание за один фунт, и обе стороны сочли это выгодной сделкой. Здание превратилось в мой маленький рабочий театр.
Сара играла роль супермамы и предоставила мне возможность хвататься за каждый шанс, встречавшийся на пути моей карьеры. К сожалению, это не единственная возможность, которую я использовал. Деньги могут купить свободу, а свобода позволяет заводить интрижки. Тогда со своим хитом я оказался в центре внимания, и вокруг меня крутились самые привлекательные девушки Лондона. Мои соавторы не растерялись. Тревор, женатый на актрисе Джанет Сазман, начал тайно встречаться с нашей Деметрой – Шэрон Ли Хилл, которой я обещал крутые перемены в жизни. Образ растрепанного художника Джона Непера приводил в восторг наших кошечек из хора. Несмотря на неудачу с «Memory» Тим Аллотт как-то обнаружил Тима Райса в гримерке Элейн Пейдж. Мне нравилось заигрывать с нашими красивыми котятами, но мое падение произошло не из-за них.
Летом у меня начался роман с девушкой, которая, кто бы мог подумать, преподавала в Вестминстерской школе. Я не был влюблен в нее, и, надеюсь, она тоже не испытывала ко мне сильных чувств. И я никогда не задумывался о том, что должен уйти от Сары. Она, конечно же, узнала о моей измене, и я пришел в ужас от того, что наделал.
В списке Кэмерона наконец появился новый успешный мюзикл. Правда, у него был еще один, но не совсем мюзикл. Его рождение показало, что Кэмерон находится на пике своей продюсерской карьеры. Одним поздним летним утром он начал наш обычный телефонный разговор в необычайно приподнятом даже для него настроении: «Доброе утро, дорогуша! У меня есть гениальная идея! Давай совмести ”Расскажи мне в воскресенье“ и ”Вариации“ и назовем шоу ”Песня и Танец“».
«Песня и Танец». Идея была настолько очевидной и простой, что я сразу же согласился. Когда судьба «Кошек» все еще казалась неопределенной, я рассматривал возможность сделать «Вариации» второй частью танцевального шоу группы Dash Уэйна Слипа. Мы с Уэйном возвращались к этой идее, когда он покидал «Кошек». Так почему бы не привлечь его к схеме Кэмерона? Трогательность придумки Макинтоша заключалась в том, что он хотел сохранить обе части в первозданном виде. «Вариации» будут состоять из музыки и танца. А «Расскажи мне» останется тем же моношоу, и не превратится во что-то, чем не должно быть.
Марти Уэбб сразу же согласилась участвовать. Мы с Кэмероном и Уэйном был потрясены хореографом Кейт Буш Энтони ван Лаастом. Уэйн согласился разделить выступление, если к нему присоединится Энтони. Так что мы с Кэмероном встретились с ним, подружились, и еще один кусок головоломки занял свое место. Девятичасовой марафон Тревора «Николас Никльби» для Королевской шекспировской компании был поставлен в сотрудничестве с Джоном Кэрдом. Кэмерон хотел разузнать побольше о нем самом и о том, какой именно вклад он внес в постановку. Так что он предложил его на должность режиссера. Я не возражал: Джон был очарователен и сразу понял нашу задумку. Кроме того, меня заинтересовало, что его отец был богословом и директором Мэнсфилд-колледжа в Оксфорде. Несколько лет спустя Джон ушел из независимого театра и стал очередным трофеем коммерческой сцены. Он женился на Фрэнсис Раффелл, вагоне-ресторане из моего «Звездного Экспресса». Интересно, что сказал на это его отец.
Теперь нам с Кэмероном нужно было найти театр. Его ремейк «Оклахомы!» завершал свои показы в «Паласе», поэтому мы пошли к его владельцу Эмилю Литтеру, который жил в квартире над театром. Семидесятивосьмилетний Эмиль жил окружении серьезных картин импрессионистов, и у него было достаточно уютно. Каждую неделю он требовал с продюсеров, снимавших его театр, гонорар, утверждая, что вдобавок ко всему работает ночным сторожем и пожарным. Мы объяснили, что рассматриваем «Песню и Танец» как «концерт для театра» и не претендуем на полноценный мюзикл. Кэмерон добавил, что, несмотря на наши надежды, спектакль продержится на сцене год, мы для начала хотим объявить двенадцатинедельный сезон. Эмиль сразу спросил, сколько девушек участвует в шоу. Мы заверили его, что много, и рассказали о нашей белой кошечке Финоле Хьюз, которая уже согласилась участвовать в проекте. «Песня и Танец» должна была занять «Палас» в марте 1982 года. Невероятно, но в тот короткий период времени одновременно три моих шоу шли в Лондоне.
В КОНЦЕ АВГУСТА Барбара Стрейзанд, видимо, преодолела свою клаустрофобию, потому что ее агенты позвонили моим и сообщили, что она хочет записать «Memory» в Лондоне со мной в качестве продюсера. Мы назначили запись на середину сентября. Гарри Рабиновиц должен был дирижировать лучшими лондонскими музыкантами: казалось, все хотят сыграть с великой Стрейзанд. Я выбрал первую студию в «Олимпик», не только потому что она принесла мне удачу, но потому что атмосфера в студии в Барнсе была менее формальной. Могло показаться, что она находится в глухой деревне в милях от Лондона, если бы не самолеты, постоянно пролетавшие над головой.
Мне сообщили, что во время записи Барбара хочет быть полностью изолированной от оркестра, и большее, на что я мог рассчитывать – это лид-вокал. Кроме того, она будет записывать песню столько, сколько понадобиться для идеального исполнения: строчка за строчкой или, если понадобится, каждое слово в отдельности. Я начал сомневаться. Из всех моих песен «Memory» больше других требовала эмоционального, а не техничного совершенства. У нее нет строгого темпа; идеального исполнения можно было добиться только в том случае, если бы дирижер, оркестр и певица стали бы одним целым. И Гарри Рабиновиц знал это как никто другой. Мы забронировали студию на вторник, 15 сентября. Это был холодный и солнечный день. После того как Барбара несколько раз прослушала игру оркестра, сидя в рубке, я предложил ей зайти в студию и встать рядом с Гарри, чтобы он смог привыкнуть к манере ее пения. Я настаивал, что вид и звучание восьмидесяти первоклассных музыкантов может вдохновить ее.
Когда она встала на возвышении рядом с дирижером, музыканты зааплодировали. Гарри взмахнул свой палочкой, и возбужденно и даже немного робко Барбара начала петь. Ко второму куплету от ее робости не осталось и следа: один из величайших голосов нашего времени раскрывался во всем великолепии. Когда на строчке «Touch me» подошла смена регистра, Барбара начала петь во весь голос. И в студии не было никого, у кого бы не побежали мурашки по телу. Раздались овации. Барбара Стрейзанд впервые за много лет выступила вживую и сразу получила признание самых лучших классических музыкантов Британии. Позже мне рассказали, что именно этот момент помог ей вернуться к живым выступлениям.
