Этот последний удар закрыл сердце Элизабет на замок, который никому и никогда не открыть. Никогда вновь не поверит она мужчине, любому мужчине, будь он богат или беден. Джон убил счастливую доверчивую девчонку, какой она была когда-то, убил, словно загнав нож в самое сердце. А новая Элизабет Макафи? Она была сама по себе и таковой намеревалась оставаться. Никаких романов, никаких связей, никаких увлечений.
Она лежала в темноте, и горячие слезы текли по ее щекам. Никогда! Та жестокая встреча с любовью научила ее одному — не верить собственному сердцу и еще меньше мужчине. Ее жизнь теперь — это ее карьера, и этим она должна удовлетвориться. Удовлетвориться? В самом слове звучала какая-то насмешка, породившая тень сомнения, но она гнала ее прочь, запрятав минутную слабость глубоко в тайниках своей души. Она найдет в этом удовлетворение. Должна найти. Это единственный путь, открытый для нее теперь.
3
— Мы ненадолго остановимся, чтобы подкрепиться. — Филипп взглянул на Элизабет, а затем в зеркало, в котором можно было видеть Джулию, дремавшую на заднем сиденье автомобиля. — Джулия, вам удобно? — спросил он вежливо.
— Очень, — ответила та сонным голосом.
Они ехали уже час через пышно цветущую сельскую местность, направляясь к родовому замку де Сернэ в долине реки Роны, и Джулия начала уставать от путешествия, хотя переносила его намного лучше, чем ожидала Элизабет.
Майский вечер был теплым и тихим, еще более подчеркивая красоту зеленых пастбищ, роскошных садов и виноградников, старых городков с их черепичными крышами и лубочно красивых замков. Мощный «мерседес» с легкостью пожирал милю за милей.
Джулия удобно расположилась сзади, забросив ноги на мягкие подушки, так как у нее постоянно отекали лодыжки. Но для Элизабет это обернулось неудобством, так как ей пришлось сидеть на переднем сиденье, в непосредственной близости от Филиппа. И, хотя она не сказала ни слова, он это знал.
У его рта залегла жесткая насмешливая складка, говорившая о том, что он наслаждается ее замешательством.
Почему он так тревожил ее? Она заставила себя сконцентрироваться на красотах сельского пейзажа, но затем те же мысли вновь полезли в голову. Элизабет считала, что после Джона ни один мужчина не сможет пробудить в ней каких-либо чувств — и до Филиппа так и было. Но Филипп раздражал ее всем своим видом и своими манерами.
Он был высокомерным и властным и до крайности уверенным в своей силе. С тех пор как произошел тот инцидент в гостиной, Элизабет никак не могла забыть ощущения его губ на своих губах. Это сводило ее с ума. Она хотела притвориться, что его для нее не существует, но Филипп де Сернэ был не тот человек, которого можно игнорировать.
Слава Богу, он имел собственный дом. Можно надеяться, что после мучительного путешествия ей не придется опять быть в его компании.
Джон взял ее молодость и невинность, а потом, получив все, что хотел, выбросил как старую перчатку. Это причинило ей такое страдание, что потребовались месяцы, чтобы вернуть прежнее уважение к самой себе. И вот мужчина готов вновь вторгнуться в ее жизнь. Мужчина, в котором все пугало, даже его странная проницательность.
— Путь до замка еще не близок. Не могли бы вы попробовать немного расслабиться? — Его голос прозвучал ровно и спокойно. Он быстро взглянул на нее, и хотя она не повернула головы, но все же почувствовала, каким обжигающим был этот взгляд.
— Не будьте смешным…
Он прервал ее поднятием руки.
— Похоже, мы не ладим, не так ли? — сказал он спокойно. — Прискорбно, но я уверен, что мы еще сможем это исправить. Ситуация, в которой все мы оказались, весьма деликатна, и я не хочу новых осложнений. Моя мать достаточно настрадалась…
— А как же Джулия? — Элизабет была слишком обозлена, чтобы чувствовать иные эмоции, кроме гнева. — Она потеряла мужа…
— А моя мать потеряла сына, — заметил он мрачно.
— И чья тут вина? — Едва вымолвив, Элизабет ужаснулась жестокости сказанных ею слов, но слишком поздно. Смуглое лицо превратилось в подобие гранита, а голос стал ледяным.
— Ее страдания равны ее проступку, в этом я могу вас заверить. Если хотите подтверждения, вы получите его, когда увидите лицо моей матери.
— Я не хочу этого. — В ее ответе прозвучала горечь. Ей хватило бы и собственных страданий на всю оставшуюся жизнь, и она не пожелает подобных эмоций ни одной живой душе.
— Не хотите? — Филипп выждал немного, но она не отвечала. — Тогда возможен компромисс. Мы оба сделаем все необходимое, чтобы быть корректными друг к другу, и позволим остальным разбираться с их собственными проблемами.
Он пытался разрядить обстановку, и Элизабет была благодарна ему за это.
— Да… — с трудом прошептала она, пытаясь удержаться от слез, которые подступали к горлу.
— Тогда другое дело. — Его зубы блеснули в улыбке, но она почти сразу же погасла, когда он увидел ее неподвижный взгляд. — Элизабет? — Филипп коснулся ее руки. — С вами все в порядке?
— Все хорошо. — Контроль, контроль… Что с ней, в самом деле? Она наладила свою жизнь так, как хотела, — все шло прекрасно до того момента, как погиб Патрик. Тогда начались переживания из-за Джулии…
В машине вновь воцарилось молчание, что вполне устраивало Элизабет.
Они остановились в маленькой сельской гостинице с уютным ресторанчиком и усаженным цветами двориком, где бил фонтан и стояли столики для посетителей. Взяв напитки и еду, они посидели там немного, вдыхая ароматный вечерний воздух.
Филипп развлекал женщин с галантностью и ленивым юмором — еще одна опасная сторона его привлекательности, думала Элизабет. Потом проводил их назад к машине, слегка придерживая Элизабет за талию, и как бы легок ни был контакт, она испытала невыразимое облегчение, когда он убрал руку.
— А теперь мы едем в наш замок. Дом моих родителей очень красив, как вы сами увидите, — настоящая сказка. Он построен в пятнадцатом веке. Мне очень повезло родиться в таком месте.
— Патрик любил свой дом, — тихо молвила Джулия. — Но после… всего, что случилось, ему было трудно говорить о Франции.
— Это понятно. — Филипп повернулся и одарил ее короткой улыбкой, перед тем как осторожно вывести машину с маленькой автостоянки. — Надеюсь, вы полюбите его так же сильно, как любил он.
Можно не сомневаться, что полюбит, подумала Элизабет. Тогда будет намного легче убедить Джулию остаться во Франции до рождения ребенка.
Когда они достигли долины Роны, ночное небо стало похожим на черный бархат. Однако нагретый за день воздух был еще теплым и влажным, и в нем не чувствовалось той прохлады, которая с приходом ночи так ощутима в Англии. Филипп свернул с автомагистрали на длинную подъездную аллею, обсаженную с обеих сторон большими дубами. Вскоре Элизабет увидела впереди шпили и башенки большого замка, но покров темноты мешал разглядеть подробности, так как спящий ландшафт освещался лишь тонким серпиком луны.
