Причиной такой острой реакции советских властей на появление «Зияющих высот» не в последнюю очередь явился их необычайный успех на Западе. Самое страшное преступление Александра Зиновьева состояло в том, что он обнаружил себя и в литературе как величина огромного масштаба. Французская журналистка-литературовед Николь Санд одну из своих первых статей в «Le Mond» о творчестве писателя Александра Зиновьева назвала так: «Гулливер в стране лилипутов». Понятно, что такие сравнения власть терпеть не могла.
Атмосфера травли и психологического давления вынудили Зиновьева решиться на эмиграцию. С 1978 г. начинается эмигрантская жизнь А.А. Зиновьева, которая продлилась 21 год. Все это время он жил в Мюнхене, занимаясь научным и литературным трудом, выступал в качестве приглашенного профессора. Его статьи и интервью широко публиковались в зарубежной прессе. И все же в круг диссидентов он не входит, поскольку, подвергая устройство советского общества резкой критике, не обнаруживает характерного для диссидентов неприятия всего советского. Его позиция – позиция ученого: «Мы были новаторами в построении нового общества. Мы должны стать новаторами и в его понимании, а значит – и в его беспощадной критике»
[39].
В 1980 г. выходит его научный труд «Коммунизм как реальность», в котором излагается разработанная им теория реального коммунизма. Известный социолог и советолог Раймон Арон охарактеризовал ее как единственную действительно научную работу о советском обществе. Труд был удостоен премии Алексиса де Токвиля – высшей награды в области социологии. Александр Зиновьев и поныне остается единственным лауреатом этой премии среди отечественных ученых.
Все последующие годы Александр Зиновьев пишет множество научных и публицистических статей, выступает с многочисленными докладами и интервью, в которых излагает, уточняет, развивает свои воззрения. Особо следует отметить его научно-литературные произведения, замечательные социологические романы и повести того периода: «Светлое будущее» (1978), «В преддверии рая» (1979), «Желтый дом» в 2-х томах (1980), «Гомо советикус» (1982), «Пара беллум» (1982), «Нашей юности полет» (1983), «Иди на Голгофу» (1985), «Живи» (1989). В них он продолжает то, что начал в «Зияющих высотах», – в свойственной ему манере исследует социальную действительность, место в ней человека.
В романах «В преддверии рая» и «Желтый дом» развивается тема абсурда социализма. Так, в «Желтом доме» показана жизнь советской интеллигенции – философов и идеологов, за символическими фигурами которых угадываются реальные фигуры советской философской элиты тех лет. Мало кто из них решается подвергать критике устройство существующего «режима». Большая часть, не разрабатывая ничего нового в области теории, активно занимается «марксистской критикой» буржуазных течений, по сути, паразитируя на буржуазной науке и идеологии.
Повести «Гомо советикус» и «Пара беллум» раскрывают тему советского человека на Западе, где чисто внешние изменения общественных условий не меняют первичные общественные инстинкты. Реальные изменения, по мнению автора, возможны только после глубокой работы над собой, предполагают выработку новых ценностей, способности воспринимать правду о себе.
Повесть «Пара беллум» – о буднях аппаратчиков из КГБ и рядовых агентов спецслужб, развязавших и организационно осуществлявших ядерную военную истерию в противостоянии с Западом в 70-80-х гг.
В повести «Иди на Голгофу» А.А. Зиновьев затрагивает тему воспитания. По его мнению, для адаптации и функционирования в современном обществе вполне достаточно поверхностных знаний. Но если ставить целью стремление к истине, то задачи образования должны быть иными.
Книги Зиновьева, опубликованные за рубежом, подпольно переправлялись в СССР, размножались и расходились по каналам самиздата
[40].
Новый этап в научном творчестве Александра Зиновьева связан с началом перестройки в Советском Союзе. Он воспринял ее резко отрицательно, назвав «катастройкой». Зиновьев считал, что кризис, в котором оказался Советский Союз к середине 80-х гг., не был кризисом самой системы реального коммунизма, а был кризисом управления этой системой. Его разрешение требовало поиска, разработки, применения специфических именно для коммунистического общества средств, а не разрушения его основ. Методы, заимствованные из принципиально иной западной системы, рыночные реформы и либерализация, такими средствами не являлись. Ставка на них, утверждал Зиновьев еще в самом начале перестройки, неминуемо приведет к краху советского строя, страны в целом.
Чтобы обосновать свой взгляд на перестройку, А.А. Зиновьев сделал упор на выявление потенциала коммунистической системы, который он считал огромным, пока еще не использованным даже в малой степени. Коммунистическая идеология с ее высокими гуманистическими ценностями, доказывал он, имеет мало общего с ее реализацией в советской действительности. Он показывал, какие «банальности жизни» не дали раскрыться заложенным в коммунизме возможностям. Об этом его многочисленные работы тех лет: «Горбачевизм» (1988), «Катастройка» (1988), «Смута» (1994), «Русский эксперимент» (1994)
[41]. Но главное – Зиновьев доказывал, что строй, идущий на смену советскому строю и воплощенный в том, что принято называть Западом, уступает коммунизму с точки зрения возможностей создания достойных условий жизни для людей.
Ученый выступил с подобными заявлениями в то время, когда и в Советском Союзе, и за его пределами перестройка воспринималась как эпоха гуманистического обновления социализма. Многие ученые, писатели, философы, деятели культуры, журналисты, политики, широкие слои населения пребывали в состоянии эйфории по поводу происходящих перемен, ходили на митинги, спорили, строили планы. Позиция Зиновьева шла вразрез с подобными настроениями, а потому, чтобы настаивать на ней, от Зиновьева требовались не только уверенность в своей правоте ученого, но и гражданское мужество. Он проявил и то, и другое. Его выводы, оценки, прогнозы подтвердились очень скоро и полностью.
Несмотря на неприятие Зиновьевым перестройки, лично для него она имела, по крайней мере, одну положительную сторону: дала возможность вернуться на Родину, в Россию (правда, уже в другую Россию, чем та, которая приговорила его к вынужденной эмиграции). Он вернулся на постоянное жительство в Россию, в Москву со словами: «Мой народ оказался в большой беде, и я возвратился, чтобы разделить с ним его судьбу»
[42].
О периоде жизни за границей Зиновьев (в одном из интервью) с горечью вспоминает: «20 долгих лет на Западе я прожил в состоянии депрессии и тоски по Родине, хотя мною были написаны 40 книг. Суверенное государство на Западе, так я себя называл!».
