Я специально так много говорил об этой книге, чтобы на конкретном примере показать трудность различения идеологического и научного (внеидеологического) подхода к социальным явлениям. Научный подход в данном случае, на мой взгляд, заключается в следующем. То, что считают упадком США, есть существование в диапазоне норм. Это не болезнь, а форма здорового бытия социального организма такого типа. То, что считают кризисом системы воспроизводства человеческого материала, точно так же есть закономерное состояние, соответствующее природе американского общества. Называя его кризисным, идеологи создают впечатление, будто это состояние временное, будто его можно исправить в соответствии с моралистами типа автора рассматриваемой книги, будто можно организовать воспитание и обучение так, что все «кризисные» явления исчезнут и наступит полное благополучие. Впечатление ложное. В то, что нечто подобное возможно, не верят сами идеологи, политики и специалисты в этой сфере, изображающие из себя оптимистов. Но никакой надобности в искусственном оптимизме нет, так как нет оснований и для пессимизма. Большинство принимает такое состояние сферы воспитания и обучения как нечто неизбежное и приспосабливается к нему. И не исключено, что именно попытки исправить ее в соответствии с рецептами моралистов породят еще худшее состояние.
Впечатление о перманентном кризисе западной сферы воспитания, образования и обучения возникает потому, что видят бросающиеся в глаза и очевидные отклонения от норм этой сферы, но не видят скрытые нормы, видят внешние проявления законов этой сферы, но не видят того, что эти проявления суть неизбежные следствия самих законов. При этом к отклонениям от норм и к их внешним проявлениям применяют моральные критерии оценки, чуждые природе западнизма. Западное общество не является моральным по самой своей основе. Если США и нужно спасать от чего-то, то здравомыслящие американцы знают, что тут нужны не традиционные моральные ценности, а мощная экономика, армия, секретные службы и та самая идеология, которую с удовольствием потребляют американские школьники, просиживающие перед телевизорами больше времени, чем над учебниками.
Утверждая, что западное общество не является моральным, я этим не хочу сказать, будто тут отвергаются моральные принципы, будто это общество аморально. Оно не является моральным, как и всякое другое общество, ибо моральных обществ вообще не бывает. На принципах морали не основывается никакое общество. Эти принципы имеют весьма узкую сферу действия. Вне этой сферы они не обязательно нарушаются – просто для них вне этой сферы нет условий. Люди совершают поступки тут в соответствии с другими принципами, а не по принципам морали.
Западное общество является по сути своей расчетливо-прагматичным. Моральное поведение тут является поверхностным и показным. Если же дело касается жизненно важных поступков и решений, если следование принципам морали препятствует достижению важных целей и успеху и тем более если это грозит серьезными неприятностями и потерями, то западные люди без колебаний забывают о моральном аспекте поведения и поступают в соответствии с правилами практического и эгоистического расчета. Западные люди моральны в мелочах, без риска, с комфортом и с расчетом на то, что это видно. И это их качество не есть аморальность. Оно вполне укладывается в рамки морали в том ее виде, как ее представляют себе эти люди. А вне этих представлений мораль вообще не существует как фактор бытия.
Американские политики, а вслед за ними многие политики других западных стран стали говорить о некоей моральной политике. Эти разговоры – двойное лицемерие. Во-первых, политика, основывающаяся на принципах морали, есть логический нонсенс. Это все равно что варить еду или играть в футбол, руководствуясь сочинениями специалистов в области морали. Во-вторых, то, что эти же политики творят на деле, не имеет ничего общего с тем, к чему они призывают на словах.
Билл Клинтон, выбранный в 1992 году президентом США, издал некий «Моральный кодекс», который явился продолжением и усилением «Морального закона» 1978 года. Клинтон был намерен в соответствии с этим кодексом создавать свою администрацию и заставить ее работать.
Я думаю, что сама идея такого кодекса является симптомом неблагополучия с моралью в правящих кругах США, как и в прочих странах, как и в любые времена, ибо сфера политики вообще есть сфера внеморальная. К тому же как «Моральный закон» 1978 года, так и «Кодекс Клинтона» ничего общего, кроме фразеологии, с моралью не имеют. Они суть завуалированная форма документов юридических, адресованных к людям, которые по своему положению в системе власти оказываются фактически неподвластными юридическим нормам. Что общего с моралью имеет, например, запрет лоббизма, использования служебного положения в корыстных целях и сотрудничества с иностранными фирмами?!
Поведение людей в западном обществе вообще, а не только в сфере политики, регулируется главным образом и в основе своей не принципами морали, а принципами рассмотренных выше сфер бытия, а также «религией» и «церковью» западнизма, включая идеологию. Идеология же западнизма вообще не имеет никакого морального кодекса и не занимается моральным воспитанием людей.
Движущие мотивы западнизма
Движущие мотивы (стимулы) того или иного общества разделяются на частичные (или отраслевые) и общие (или суммарные). Это различение, насколько мне известно, никто не делает. А между тем оно существенно. К частичным мотивам относятся, например, мотивы в сфере экономики. В западной идеологии они распространяются на общество в целом. Особенно циничные формы это приняло в Германии после воссоединения
[190]. При этом явления, испокон веков считавшиеся пороками, были объявлены самыми благородными и эффективными мотивами западного прогресса. Можно найти банальное объяснение такому повороту мозгов немецких идеологов. Но возникает вопрос: является ли жажда собственности и наживы, стремление к мещанскому комфорту и к наслаждениям и прочие мотивы того же рода на самом деле всеобщими, всеобъемлющими мотивами жизнедеятельности западного общества? Чтобы найти объективный (неидеологический) ответ на этот вопрос, надо принимать во внимание упомянутое выше различение мотивов.
На мой взгляд, главным суммарным (или всеобъемлющим) мотивом западного общества в его современном состоянии является принудительно высокий жизненный стандарт большинства населения, для которого этот стандарт зависит от личных усилий. Чтобы удержаться на этом уровне, люди вынуждены проявлять беспрецедентную в истории человечества личную активность, изобретательность и деловитость, вынуждены выкладывать все заложенные в них потенции. Причем они вынуждаются на это в таких массовых масштабах, каких история ранее не знала.
На ранних стадиях западнизма люди такого рода были в значительной мере добровольцы, и число их было невелико. Теперь число их превышает во всем западном мире сотни миллионов. И они лишь в ничтожной мере суть добровольцы. У них просто нет другого выбора. Они, может быть, согласились бы на более низкий жизненный уровень, если бы это сделало их жизнь несколько спокойнее, беспечнее и увереннее, но это уже невозможно без крушения всего западнистского образа жизни.
