К тому же — тесный топик. Разоблачаюсь неуклюже. Соне следовало предупредить меня, чтобы я надела свободную блузку…
Я бросаю последний отчаянный взгляд на окно — первый этаж, оживленная улица… Элен и Дин остаются безучастны.
Долой топик! Я тяну его вверх, грудь в мягком лифчике тянется за ним, затем тяжело ухает вниз. Меня подмывает так и остаться — с топиком на голове, но ведь не поймут. Поэтому я достаскиваю топик, стараясь не повредить свой минималистский макияж и прическу. Неловкая борьба с топиком продолжается целую вечность. Наконец я избавляюсь от него. Лицо, чувствую, красное. Не смею взглянуть в сторону Элен и Дина. Им, наверное, тоже тягостно из-за моей неуклюжести.
Я кладу топик на стол. Теперь лифчик. Тянусь за спину, растегиваю застежку, свожу плечи и сбрасываю лифчик. Банальные движения, но они даются с трудом, как что-то необычное, из ряда вон выходящее. Наконец я расправляю плечи и смотрю Элен и Дину в лицо. С достоинством. Надеюсь, с достоинством. Смотрите и трепещите!
— Замечательно, — говорит Элен. Дин потупляет глаза. — Чудесная… фигура. Можете одеваться, мы удовлетворены и больше не смеем вас задерживать. Мы свяжемся с вами через Соню, хорошо?
— Спасибо, — говорю я. Мне холодно, несмотря на отчаянную жару. — Большое спасибо.
Элен провожает меня к выходу и говорит в коридоре:
— Ну, видите, ничего страшного.
— Да, ничего страшного, — вру я.
— Для первого раза вы вели себя отлично, — добавляет Элен. — Скажу по секрету, я считаю, что вы нам подходите. Разумеется, решать Дину, но я заметила, что и он впечатлен вами. Так что не робейте! Прорветесь!
На этой ободряющей ноте мы и расстались. Приемную я пролетела на полкой скорости — даже не взглянув на Синтию и не рассмотрев следующую кандидатку, которая сидела с демонстрационным альбомчиком на коленях на моем прежнем месте.
Я сделала все отлично, думаю я на улице, доставая из сумочки свой сотовый. Сделала всё, что могла.
В сотовом послание от Сони: «Милочка, звякни, когда всё будет позади».
Звякаю.
— Хайди! Ну как тебе понравилось в краю мужского глянца? Очень терроризировали?
— Не слишком. Правда, грудь показать заставили. Заведующая фотографиями, Элен, говорит, что шансы есть.
— Прекрасно, милочка, будем надеяться на лучшее. У меня предчувствие — у тебя всё получится. Я им попозже позвоню и выясню, что они решили. А теперь другое. Повернулось так, что нужна девушка в Доклэндс — буквально через час. Не кастинг, а прямо работа. Можешь выручить? Иначе у меня неприятности.
Я лихорадочно соображаю. Этот долбаный первый кастинг так шарахнул по нервам, что мне надо время прийти в себя. Пару секунд я играю с мыслью отказаться. Но затем опускаюсь на грешную землю.
— Разумеется, — почти кричу я в трубку, — с удовольствием! — Проходящий мимо мужчина косится на меня и улыбается. Я смущенно кладу ладошку на рот — мол, извините за глупый вопль. — Разумеется, — повторяю я уже тихонько. — А что за работа? Точнее, что конкретно нужно делать?
— Сейчас объясню, милочка, — говорит Соня. — Знаешь, что такое «Си-Ду»?
Глава пятая
Я поднимаюсь на эскалаторе и внимательно оглядываю плакаты на стенах. На афишах «Чикаго» кое-где жвачка. На рекламе книжного магазина налеплен самодельный призыв на демонстрацию против чего-то — все должны явиться голыми. На всё это мне плевать. Главное, ни одна из афиш «Подружки гангстера» не осквернена. И Эмили везде — в девственной чистоте.
В рюкзаке за спиной орудия труда — мое оружие. Помимо обычного блокнота, карандашей и красок, в рюкзаке экипировка для совсем другой задачи…
После того, как я вчера расстался с мистером Бенстидом, я только и думал о перспективах, которые открывает его предложение.
Потрясающие перспективы. Я обрел вдруг Миссию.
Сам того не зная, мистер Бенстид дал мне возможность вычленить себя из толпы и сформулировать свое художественное предназначение.
Отныне записная книжка превращалась в дневник моих Деяний.
Предстоящий труд был своего рода актом искусства: я становился художником, работающим с колоссальным полотном — всей лондонской подземкой.
Мне предстояло очистить и оживотворить это пространство.
Я уже решил нарисовать портрет Эмили, но теперь я понимал, насколько прозаично и банально это намерение. Мне предстояло нечто большее, чем один портрет. Это должно быть серией портретов, фейерверком портретов…
И всё благодаря мистеру Бенстиду, который мобилизовал меня на эту работу, сосредоточил на великой задаче, указал дивную непротоптанную тропу в искусстве. Для него всё это было шуткой — удачным приколом, случайной импровизацией. Он давал мне поручение как городскому дурачку.
Однако что делает всякий настоящий художник? Поднимает фантазии до уровня реальности.
Мы, художники, идем по самому краю «нормы».
Мы — ворота, через которые в мир входит дивно-нелепое и смешное, а сами мы не кажемся нелепыми и смешными клоунами лишь потому, что умеем сохранить серьезную мину и величавую позу.
И, покидая мистера Бенстида, я так же подсмеивался над ним, как он надо мной.
Я знал, что в его шутке нет ни доли шутки — это явленное мне откровение.
Впрочем, откровение откровением, а мне предстоял и чисто практический труд, так сказать, вульгарная черная работа. После разговора с Бенстидом я даже на несколько минут присел, чтобы прийти в себя и осмыслить будущее. Потом вскочил и помчался к ближайшей станции — добыть схему метро.
Со схемой в руках я мог думать спокойней и последовательней.
Я стал разрабатывать план операции: с какой линии начать, куда двигаться.
Кольцевая выглядела на схеме лежащей на боку бутылкой, направленной на север.
Однако начать я решил вне бутылки, со станции «Мэнор-Хаус».
В пути я продумывал, что́ мне понадобится для работы, как лучше всего очищать плакаты.
Доехав до «Мэнор-Хаус», я поднялся на улицу, в магазинчике на углу украл тряпку, два холодильных пакета, несколько лопаточек и скребков и пару хозяйственных перчаток фирмы «Мэриголд». Там были перчатки «Шилд» и «Джи-Биз», но после придирчивого осмотра я отдал предпочтение мэриголдкам — может, потому, что ими всегда пользовалась моя мать.
Покашиваясь на продавца, я сунул свою добычу под тенниску, взял флакон самого дешевого моющего средства и направился с ним к кассе. Купил на грош, а украл на фунт.
Надлежаще экипированный, я спустился в подземку.
На эскалаторе я смотрел по сторонам и отмечал в блокнотике каждый плакат с Эмили — на какой стороне и какой по счету, чтобы при необходимости почти вслепую нащупывать их рукой в перчатке: первый, второй, внимание! Третий, четвертый, пятый, внимание!
