Затем, в учительском раже, я поясняю ей, что популярные увлажняющие кремы для ног — полная лажа. Они ни фига не увлажняют, особенно в жаркую погоду. Пользоваться можно только дорогими кремами линии «Боди шоп».
Делла — официантка в нашем клубе. Точнее, была официанткой в нашем клубе. Завтра она возвращается в Австралию. Одно время мы обе были официантками, только она никогда не придерживалась моего мнения: «Чем больше пялишься на мои голые сиськи, тем больше чаевых должен оставлять!» А может, просто мало кто пялился на ее сиськи.
Мы с Деллой — небо и земля, но как же паршиво, что она сваливает к свою кенгурляндию. Я вообще трудно схожусь с людьми, а уж в клубе и подавно.
Честно говоря, я и не рвусь дружить с другими танцовщицами: во-первых, они прилипучие зануды; во-вторых, я переметнулась в танцовщицы из официанток и по сию пору как бы сижу между двух стульев.
В клубе между официантками и танцовщицами спокон века почти видимая стена. Официантки носят куцые юбчонки, а наверху только галстук. А танцовщицы… ну, мы в итоге и этого на себе не имеем.
Официантки считают трусики, даже тангу, последним и важнейшим бастионом женского достоинства; мы крепость преступно сдаем врагу, заголяясь перед мужчинами целиком!
Разумеется, вслух никто этого не говорит, но презрение к танцовщицам висит в воздухе.
И конечно же, они завидуют, что мы столько получаем — и денег, и внимания.
Повторяю, ничего подобного вслух не говорится, но я была официанткой — я знаю.
По другую сторону «стены» танцовщицы думают, что у официанток слишком легкая жизнь. И чаевых много.
Если в клуб приходят попялиться прежде всего на стриптизерш, то почему все чаевые достаются официанткам?
По совести, все или почти все чаевые должны получать те, кто сверкает на сцене последним бастионом женского достоинства.
Делла вечной скрытой вражды не замечает — наверное, потому что австралийка. Они ведь там ногами вверх ходят. И — наверное, опять-таки из-за своей австралийности — сама никакой вражды ни к кому не испытывает. Поэтому мы с ней подруги. А мое отношение к остальным — м-м-м… присяжные должны еще подумать.
Теперь, когда ножки избавлены от загрубелой кожи, принимаемся за ноготочки. Долой кутикулы! Когда все подрезано и подчищено, наступает решающий момент нанесения лака. Я протягиваю Делле коробочку с разделителями пальцев. Она делает круглые глаза.
— Ну ты даешь, Хайди! У тебя крыша на месте? Только чокнутая может относиться к этим вещам до такой степени серьезно!
Пока лак сохнет, Делла водит глазами по комнате и замечает мой толстенный ежедневник в мешочке на двери.
— Ну-ка, что ты там мараешь? Целый гроссбух!
Она вскакивает и бежит к двери. У меня сердце замирает. Во-первых, если лак попадет на светлый ковер — туши свет! Во-вторых, из ежедневника она может узнать, что педикюр не имеет никакого отношения к прощанию.
— О-о-о’кей! — говорит она, разворачивая книгу. — Что мы тут имеем? Что такое «СВ без»?
— Солнечная ванна. Без трусиков.
— Ясно. Стало быть, «СВ в» означает «солнечная ванна в трусиках»?
— Угадала.
— Извини за глупый, быть может, вопрос: чего ради?
— Я загораю вначале в трусиках. Потом без. В итоге я имею более светлую полоску бикини, однако при этом кожа все-таки не противно белая. — Поскольку Делла по-прежнему смотрит на меня как на идиотку, я добавляю: — Для клубной публики. У них ощущение, что я показываю им что-то действительно запретное, чего не увидеть на пляже. Именно в этом смысл неравномерного загара.
— И все стриптизерки так делают?
— Про всех не знаю. Я так делаю. По-моему, разумно.
— Хм… ладно, тут есть своя извращенная логика. Один день «СВ в», другой день «СВ без». Идем дальше. «Воск» означает «воск». Волосы удалять. Это ж нужно каждые две недели делать! С ума сойдешь!
— Да, доставалось мне, пока я не перешла на лазерное удаление.
— А что значит «МЛ»?
— Массаж лица.
— «М»?
— Маникюр.
— «УВ»?
— Уроки вождения.
— С тем же занудой мистером Неулыбаем?
— В последний раз мы обсуждали, какой автомобиль мне купить. Он сказал: такой же маленький и изящный, как я сама.
— Мистер Неулыбай выдавил из себя комплимент?
— Выдавил.
— Обалдеть!.. А что у тебя на сегодня намечено? «П». Ну-ка я сама угадаю. О нет… Педикюр?
Я потерянно хлопаю ресницами.
— М-да, — говорит Делла, — вот что получается, если скрестить чопорную педантку Монику из «Друзей» со стриптизеркой. Получается Хайди — зацикленная на держании всего под контролем девица, которая показывает письку за деньги.
— Я не зациклена на контроле!
— Да, не зациклена, а долбанута.
— Ничего подобного.
— Хайди, где пульт дистанционного управления телевизором?
— На телевизоре.
— Между пультами аудиосистемы и видака, так? Где ему и положено быть. И ты споришь, что ты не помешана на порядке?
Делла возбужденно размахивает бокалом с красным вином. Я с трепетом слежу за ее рукой. Пятна от вина самые ядовитые — ох, не миновать ковру чистки!
— И не делай, пожалуйста, невинное личико, — строго заявляет Делла. — С мужиками в клубе это, может, и проходит, а со мной нет. Свинья же ты, Хайди! Не знаю даже, как тебя обозвать: паршивая овца в женском стаде или типичнейшая баба!
Я хохочу. Немного смущенно — все-таки у меня рыльце в пуху. Но за то я и люблю Деллу, что она необижака. Само добродушие. Умеет прощать людям их мелкие слабости. Нет в ней стервозности, которая нынче в моде.
Мы наносим еще два слоя лака. Потом финальный. Вот теперь это шедевр. Я говорю Делле, что такого педикюра хватит на две недели. Хотя я свой обновлю, конечно, уже через неделю. А она, когда опять займется своими ногами — уже в каком-нибудь домике на берегу какого-нибудь австралийского океана, — пусть вспомнит о далекой британской подруге…
Мы сидим и сохнем. Делла скулит: почему нельзя ускорить дело феном? Потому что лак растрескается — поучаю я.
Звонит телефон. Не снимая трубку, я уже знаю: это Соня. Нутром чувствую.
— Милочка, — шикарно журчит она, — это Соня. Как у вас с завтрашним днем? Вы не заняты?
Вообще-то я обещала проводить Деллу в аэропорт. Но… Я залпом допиваю вино из бокала.
— Нет, я свободна.
При этом кладу руку на плечо Деллы, чтобы та не вопила и не дергалась.
— Чудесно, — курлычет Соня. — Помните, я говорила вам про возможный кастинг?
