Очевидно, урок философии окончен, и это определенно радует, потому как я понятия не имею, что ответить.
Я позволяю Такеру взять мою сумку. Мы молча идем, а затем я спрашиваю:
– Тебя хоть что-то может вывести из равновесия?
Он с серьезным видом кивает, подтягивая сумку повыше. Любой другой выглядел бы нелепо с рюкзаком за спиной и сумкой на плече, но почему-то, возможно, благодаря широкой груди и росту, он не производит такого впечатления.
– Да многие вещи, но я стараюсь не позволять им сбить меня с ног. Это трата энергии.
– Просто назови хоть одну, – прошу я. – То, чего стыдишься. Один недостаток. Одну вещь, которая тебя беспокоит.
– Меня беспокоит то, что ты мне не позвонила.
– Это обидно, но не унизительно.
– Ты отшила меня. Дважды, – напоминает он. – Как, по-твоему, это недостаточно унизительно?
– Потому что у нас был хороший секс, и ты знал, что, если позвоню, то мы снова переспим, при нормальных обстоятельствах, – возражаю я.
Где-то в глубине души я понимаю, что разговор становится нелепым. Я спорю с парнем, с которым спала, о том, что не могу переспать с ним снова, потому что он очень хорош в постели. Моя жизнь официально превратилась в фарс.
– А что для тебя нормальные обстоятельства? – спрашивает он с любопытством, подстраивая свой длинный шаг под мой, короткий.
– Не знаю. Не заглядываю так далеко.
Он резко останавливается прямо перед входом в «Карвер-холл».
– Чушь собачья.
– Что?
– Чушь. Ты точно знаешь, где хочешь быть, не только через пять лет, но и через пятьдесят.
Я начинаю краснеть, понимая, что он прав.
– Слушай. Вот как обстоят дела. – Такер протягивает руку и хватает выбившуюся прядь моих волос, потирая их между пальцами, прежде чем заправить за ухо. – Мне понравилось спать с тобой. Понравилось слушать тихие, но сексуальные стоны, что ты издавала, когда я касался твоего клитора, нравилось чувствовать, как ты дрожала, когда кончила подо мной. – Его грязные слова странно контрастируют с его мягким тоном и тем, как пристально он смотрит мне в глаза. – Но не понравилось то, как твой отец…
– Отчим, – поправляю я.
– …тчим обращался с тобой. Меня бесит, что тебе приходится жить с этим, но я рад, что ты пытаешься выбраться, ведь именно это ты делаешь, верно? Ты много работаешь, получаешь идеальные оценки и высокие рейтинги, которые гарантируют зачисление в лучшие вузы, и делаешь все это, чтобы сбежать. – Он проводит большим пальцем по моей щеке. – Я не хочу быть помехой, но очень хочу тебя. Думаю, это что-то да значит. Но я терпеливый парень и приму то, что ты можешь дать прямо сейчас. Я тут не для того, чтобы давить на тебя или все усложнять, а чтобы облегчить твой груз.
Мое сердце громко стучит в пространстве между нами, которое он сокращает за один шаг.
– Мой отец умер, когда мне было три года, – хрипло говорит он, – погиб в аварии. Я почти не помню его, но помню, как просыпался и слышал по ночам плач мамы. Помню ее лицо, когда она не могла купить мне новые коньки или новую видеоигру. Однажды она сильно разозлилась из-за того, что я баловался в гостиной и пробил лампой телевизор, и хорошенько взгрела за это. – Он смотрит скорее с грустью, чем с гневом. – Она работала на двух работах, чтобы у меня была возможность играть в хоккей, и после окончания школы этой весной я планирую избавить ее от всей этой тяжелой ноши. Но я также знаю, что хочу разделить с кем-то свою жизнь. Моя мать одинока. Я не хочу для себя подобного. И для тебя я такого тоже не хочу.
Когда он целует меня, это непохоже на прежние наши поцелуи. Те были грубыми, жаркими и страстными. Этот мягок, как лепесток и сладок, как сироп, которым он обильно полил свои слова. С каждым прикосновением его губ к моим он повторяет свое обещание давать мне лишь то, что я прошу.
Поцелуй сладкий, нежный и вдумчивый, поэтому пугает меня больше, чем все остальное.
11
Такер
Через пару дней после разговора с Сабриной во дворе я заставляю себя подняться с дивана Фитци и готовлюсь к жесткой утренней тренировке. Я не планировал оставаться у него прошлой ночью, но мы играли до двух ночи, и не было смысла ехать домой в пять тридцать, учитывая, что тренировка начинается в шесть.
Фитци живет один в квартире размером с обувную коробку, расположенной в Гастингсе. Его «спальня» отделена от гостиной занавеской, которую он подвесил к потолку. Чтобы пробраться в крошечную ванную, я вынужден практически карабкаться через его кровать.
Огромный, покрытый татуировками хоккеист спит как убитый, распластавшись на животе, так что я не очень вежливо шлепаю его по заднице и направляюсь в ванную.
– Вставай, приятель. Тренировка, – хриплю я.
Он бормочет что-то невнятное и переворачивается.
Я нахожу запасную зубную щетку в шкафчике у раковины и разрываю упаковку. Пока чищу зубы, просматриваю уведомления в телефоне в надежде, что среди них будет сообщение от Сабрины: прошлой ночью я выключил звук.
Но она не писала. Проклятье. Я полагал, что моя речь и тот удивительный, мать его, поцелуй смогут изменить ее мнение обо мне, но, видимо, это не так.
Тем не менее я нахожу самый поразительный групповой чат моих соседей по комнате. Сообщения пришли прошлой ночью, и все они дико странные.
Гаррет: Ведешь распутный образ жизни, Ди?!
Дин: Это не то, что ты думаешь!
Логан: Трудно не заметить твою романтическую ванну с этой гигантской розовой штукой в твоей заднице!
Дин: Она не была в моей заднице!
Гаррет: Я даже спрашивать не буду, где она была.
Дин: У меня была девушка!
Гаррет: Ну коне-е-ечно.
Логан: Ну коне-е-ечно.
Гаррет: <3
Логан: <3
Я полощу рот, сплевываю и опускаю щетку в маленькую чашку на раковине. Затем быстро набираю сообщение:
Я: Постойте… что я пропустил?
Поскольку тренировка через двадцать минут, парни уже встали и, очевидно, сидят в телефонах. На экране появляются два фото. Гаррет и Логан одновременно присылают мне картинку розового дилдо. Теперь я растерян еще больше.
Дин тут же отвечает: Почему это, ребята, у вас фото дилдо под рукой?
Логан: ПКМНВМЗ
Дин:?
Я: ??
Гаррет: По крайней мере не в моей заднице.
Я фыркаю, поскольку картина начинает складываться.
Логан: Отлично, Джи! Ты понял с первой попытки!
Гаррет: Мы слишком много времени проводим вместе.
