После он перекатывается на бок и подтягивает меня к себе. Его пальцы гладят мои волосы, а я одной ногой обхватываю его бедро. Мы некоторое время молча прижимаемся друг к другу, пока Такер наконец не нарушает тишину рассказом о последних событиях в его жизни. Мы регулярно переписываемся, так что я уже знаю большую часть историй, но голос этого парня настолько сексуален, что мне бы даже понравилось слушать, как он перечитывает меню в ресторане, лишь бы этот протяжный южный акцент звучал все время.
Я подавляю смешок, закрывая рот ладонью, когда он рассказывает мне, как подружка Дина – стоит выяснить, кто она, – вырубила его пресс-папье прошлой ночью. Целую его плечо, когда он признается, как ждет встречи с мамой на предстоящих каникулах. А когда я признаюсь, как нервничаю из-за выпускных экзаменов, он заверяет, что я надеру всем задницы.
Наконец мы одеваемся и действительно включаем кино, но он смотрит его один. Я открываю учебник и начинаю маркером выделять фрагменты, которые хочу цитировать в работе. Такер тихо посмеивается над похабной комедией, которую показывают по телевизору, закрепленному на стене.
Время от времени он склоняется и целует меня в висок, касается щеки или щипает за сосок, а я в ответ делаю ему засос на шее, глажу бороду и щипаю за задницу.
Это самая идеальная ночь, какую только можно представить. И лишь где-то на задворках сознания не смолкает слабый шепот: А ведь я могу привыкнуть к этому…
16
Такер
Когда я спускаюсь с трапа самолета в Далласе, мама ждет у эскалатора с тремя шариками. Можно подумать, будто я вернулся домой с поля боя, а не из шикарного колледжа на Восточном побережье.
– Посмотри на себя! – кричит она.
Я подхватываю ее и кружу, а потом ставлю обратно на ноги. Она наклоняется, и до меня доносится знакомый запах лака для волос и аммиака.
– На что я должен смотреть? – поддразниваю я.
Она одаривает меня мягкой материнской улыбкой, а затем обхватывает своей тонкой рукой и сжимает.
– Какой ты красивый. Замечательно выглядишь.
Я пожимаю плечами, когда мы направляемся к выходу.
– Да и чувствую себя неплохо.
– Слава богу. Я думала, ты расстроен тем, как идет сезон. – Наши игры не часто показывают по телевизору, но она следит за результатами онлайн.
– Шарики, чтобы подбодрить меня?
– О, ты думал, они для тебя? Вовсе нет.
– Поэтому на серебристом написано: «Добро пожаловать домой, сынок»?
– На него была скидка. Хотела купить шарик «Я самая лучшая мама на свете», но он стоил на пять долларов дороже.
– Боже, в этом мире патриархата даже на воздушные шарики бывают скидки?
Она смеется, протягивая мне веревочки.
– Это ужасный мир, поэтому нам нужны шарики.
– Подозрительно похоже на тот случай с розовым фартуком, – говорю я в притворном протесте, но все равно беру их и наклоняюсь, чтобы поцеловать маму в макушку. – Как и в случае с розовым фартуком, который подарили мне мои соседи по комнате, мое эго не пострадает, если я пройдусь по аэропорту с несколькими воздушными шариками.
– На твоем месте я бы тоже подарила им всем что-нибудь розовое.
Я вспомнил розовый дилдо, с которым Дин любит принимать ванны.
– Неплохая идея. Нужно выбрать несколько подарков перед тем, как ехать обратно. Постараюсь убедиться, что все купленное будет розовым или блестящим.
Гаррет и Логан умрут от смеха, если узнают, что кто-то вручил Дину розовый блестящий дилдо. Я делаю себе мысленную заметку: написать об этом парням.
– Ты не сдавал сумки в багаж? – спрашивает мама, когда мы проходим мимо багажной карусели.
– Нет, мэм. – Мне не нужно смотреть на нее, чтобы понять: она разочарована. – Ты же знаешь, мне нужно будет вернуться на тренировки. Даже если сезон проходит хреново, я все равно обязан их посещать. Это цена моей стипендии.
Напряженный график на каникулах всегда расстраивал маму, которая делала все, чтобы провести праздники вместе. Она жила ради Рождества, вот почему я приехал домой, хотя многие парни остались в Брайаре.
– Я подумала, раз это твой последний год и вы, парни, не очень успешны, тебе позволят остаться со мной на все каникулы.
– Это так не работает. Кроме того, скоро я буду все время крутиться рядом, и ты станешь умолять меня, чтобы я уехал, – предостерегаю я.
Но даже когда я говорю это, мой разум возвращается к Сабрине. Она останется в Бостоне еще на три года. Я невольно задаюсь вопросом, как у нас все сложится после школы. Да и захочет ли она вообще, чтобы наши отношения продолжались.
Все было бы намного проще, если бы мы встретились в прошлом году. Или, черт, хотя бы в прошлом семестре, но у нас осталось лишь несколько месяцев, пока мы будем в одном часовом поясе. По некоторым причинам, разбираться в которых я пока не готов, особенно учитывая маму под боком, меня до усрачки беспокоит предстоящая разлука.
Я борюсь с желанием забраться обратно на самолет и вернуться в Бостон. Но придется довольствоваться перепиской, телефонными звонками и, если повезет, небольшими видеочатами. Хотелось бы увидеть, как она пользуется своей игрушкой, когда меня нет рядом.
Задумавшись о Сабрине и ее вибраторе, я чуть не врезаюсь в мамин внедорожник. Я прокашливаюсь.
– Не возражаешь, если я поведу?
Она сует мне ключи.
– Я никогда не жалуюсь на твое присутствие. Ты знаешь, я бы очень хотела, чтобы ты вернулся и жил со мной.
– Ага, но этого не будет. Ни одна женщина на земле не согласится встречаться с парнем, который живет с мамой, – говорю я, открывая для нее дверь.
Нахмурившись, она забирается внутрь.
– Что не так с парнем, живущим с мамой?
– Все, и ты это знаешь. – Я наклоняюсь и снова целую ее в лоб, чтобы убрать морщинку.
Во время четырехчасовой поездки домой из Далласа она пересказывает мне все местные сплетни Паттерсона.
– Дочь Марии Солис вернулась домой из Юты. Она теперь стрижется у Остина, но у нее все так же прекрасные манеры. Она зашла на следующий же день, просто поздороваться.
Я рассеянно киваю, гадая, согласилась бы Сабрина приехать ко мне домой на каникулы, если бы я пригласил, или нет. Думаю, отказалась бы, не только потому, что расценила бы это как форсирование событий, но и потому, что ей нужно зарабатывать деньги. Перед отъездом она была вне себя от радости, когда ей предложили работать на полторы ставки.
– Тебе стоит пригласить ее на свидание, – мамин голос вновь вторгается в мои мысли.
– Кого? – спрашиваю я.
– Дочь Марии Солис, – тут же отвечает она.
Я отвожу взгляд от дороги, чтобы посмотреть на нее с недоверием.
