– Ты боишься?
– Шутишь? Да я в ужасе! – Он тяжело стонет. – Но пытаюсь оставаться сильным для тебя, Сабрина.
Я быстро моргаю, чтобы стряхнуть с ресниц слезы.
– Я всегда была сильной. Но прямо сейчас не чувствую себя такой.
Он притягивает меня, и внезапно мы снова оказываемся в объятиях друг друга. Почти уверена, что все на льду пялятся на нас, удивляясь, с чего мы обнимаемся, словно пара маньяков, но мне все равно. Я эмоционально перегружена, и, может быть, это заставляет меня сказать:
– Не думаю, что хочу оставить его.
Такер слегка отстраняется, и в его глазах мелькает грусть.
– Ты уверена?
– Нет.
– Тогда нужно еще немного подумать, – мягко говорит он. – Окей?
– Окей, – шепчу я.
После долгой паузы он снова тянется к моей руке.
– Пойдем дальше. Я расскажу тебе о тренере Смерть, а ты мне – о французских поцелуях с постером Тимберлейка.
Я вымученно смеюсь. Боже. Этот парень… мне хочется поблагодарить его. Поцеловать. Сказать, какой он удивительный.
Но вместо этого я лишь сплетаю свои пальцы с его и позволяю увести меня назад по тропинке.
22
Сабрина
Телефон в моих руках кажется тяжелым, как кирпич. Я должна поскорее запланировать дату аборта – или упущу шанс. Мне, черт побери, следовало сделать это еще месяц назад. Уже конец февраля, и я на пятнадцатой неделе. Не знаю, почему я позволила всему этому так затянуться.
Нет, конечно, знаю, почему. Потому что не могу принять решение. Половину времени я думала, что будет лучше без ребенка, другую половину – пыталась выбросить из головы гроб Бо.
По щекам бегут слезы, и я зло смахиваю их рукой. Отлично. Я плачу на людях. Видимо, не выплакала все слезы на прощальной церемонии Бо. Все это ужасно жестоко.
Я знала, что это была плохая идея: готовиться к учебе в Старбаксе сегодня, учитывая уровень гормонов в последние дни, – но не хочу быть дома, если наконец соберусь с духом и позвоню в клинику. Я все еще не сказала бабушке о беременности и не хочу, чтобы она случайно узнала об этом.
В первый раз в жизни я чувствую себя полностью сбившейся с пути. Мы с Такером не виделись с того дня в парке, и где-то неделю назад я прекратила отвечать на его сообщения. Последнее время я не могу думать ни о чем, кроме решения, которое мне нужно принять.
И мне приходится избегать не только Такера. Со дня смерти Бо я была лишь на одном еженедельном ланче с Хоуп и Карин. Я винила в этом выросшие рабочие часы, но не думала, что они на это купятся.
– Сабрина!
Я поднимаю голову. Передо мной стоит Джоанна Максвелл с чашкой кофе в одной руке и стильным белым клатчем в другой. С накинутым на плечи шерстяным пальто королевского синего цвета, она выглядит точно как звезда Бродвея, которой, полагаю, и собирается стать.
– Джоанна. – Я вскакиваю на ноги и обнимаю ее. – Как ты? – Она кажется напряженной. Я сжимаю ее еще раз, прежде чем отпустить.
Она безрадостно улыбается.
– Нормально.
– Что ты делаешь в Бостоне? У вас гастроли?
– Нет, постановка все еще идет на Манхэттене. – Она краснеет. – Я… ушла оттуда.
От шока я на секунду теряю дар речи.
– Ушла?
– Да. У меня появилась возможность заняться чем-то другим, и я воспользовалась ею.
Ее слова – смесь вызова и смущения, как будто она устала доказывать свой выбор, который, впрочем, меня вообще не касается.
– Ну молодец, – озадаченно отвечаю я. Это странно, ведь Бо говорил мне, что Бродвей – мечта его сестры.
– Ты правда так думаешь? Я решила, что еще молода. Когда пробовать новое, если не сейчас?
В моем случае все как раз наоборот, но я все равно киваю, потому что не я – девушка, которая потеряла своего любимого брата.
Я просто девушка, которая залетела.
– Именно так. Чем занимаешься?
– Записываю демо, – признается она.
Я не принадлежу к творческой тусовке Брайара, так что понятия не имею, о чем она.
– О, круто.
Должно быть, Джоанна замечает мое замешательство, потому что сразу добавляет:
– Образец, который я рассылаю тем, кто занимается исполнителями в музыкальной индустрии. Они его прослушают, и, надеюсь, кто-нибудь подпишет со мной контракт на запись. Если это не сработает, буду петь каверы и размещать их на YouTube – может, попытаюсь выделиться так.
– Отлично, – говорю я, хотя на самом деле ничего в этом не понимаю.
Почему кто-то хочет оставить оплачиваемую роль в шоу ради чего-то, кажущегося очень рискованным? Если бы прямо сейчас у меня была стабильная работа, может, я и оставила бы ребенка. Думаю, если бы беременность пришлась на конец обучения в юридической школе, то все выглядело бы иначе.
– На самом деле ничего хорошего. Мне пришлось устроиться на работу официанткой, чего я раньше никогда не делала. Но как иначе платить по счетам? Кроме того, оставив Бродвей, я, возможно, никогда не смогу вернуться туда.
– О, я… – Не знаю, что ответить. Вероятность потерять все, что я планировала в своей жизни, из-за этой беременности парализует меня. Джоанна говорит так, будто намеренно спрыгнула со скалы без страховки. – Надеюсь, ты следуешь своей мечте, – жалко заканчиваю я.
– Именно это я и делаю. – Она вздыхает. – И хотя мои родители считают, что у меня не экзистенциальный кризис из-за смерти Бо, думаю, он бы меня поддержал, как считаешь?
Бо любил свою сестру, так что да, если бы это сделало ее счастливой, он бы он поддержал ее.
– Он хотел, чтобы ты была счастлива, – соглашаюсь я.
Джоанна закусывает губу.
– Ты знала, что Бо на самом деле не хотел идти в профессиональный спорт? Когда команда проигрывала в прошлом году, у него были предложения перейти в другую школу и, может, выиграть в других чемпионатах. Это повысило бы его шансы на отбор в профессиональный спорт, но он любил свою команду, и его не интересовала игра на высшем уровне. Бо знал толк в том, чтобы быть счастливым. – Ее голос прерывается, и я молюсь о том, чтобы она не заплакала, потому что тогда я тоже начну рыдать.
Беременность превратила меня в сентиментальную, эмоциональную сучку.
– Тогда ты должна сделать это, – твердо говорю я.
– Да, знаю.
Она вытирает лицо рукавом, и я лезу в сумочку в поисках бумажных платочков. Нахожу один – он смятый, но чистый, и Джоанна с благодарностью его принимает.
– Ты ему очень нравилась, – мягко говорит она. – Вы, ребята, могли бы стать отличной парой, но, может, оно и к лучшему, что ты в него не влюбилась. – Ее губы дрожат, когда она вновь вспоминает о горе, постигшем их семью. – Тогда была бы так же несчастна, как я.
