Все во мне меняется, и это ужасно страшно. Я все еще не сказала бабушке и подругам, а также попросила Такера не говорить своим друзьям. Знаю, это неправильно, но часть меня верит, что если никому не говорить, то и жизнь не изменится. Когда я поделилась этим с Такером по телефону прошлой ночью, он ответил мягким смехом и возразил: «Она уже поменялась, дорогая».
Когда я встала этим утром и не смогла застегнуть джинсы, реальность обрушилась на меня, словно молот Тора. Я больше не могу скрывать эту беременность. Это дерьмо реально.
Так что сегодня день «давайте-уроним-эту-бомбу-малыша на всех окружающих». Надеюсь, как только перестану скрываться, смогу вновь обрести контроль над своей жизнью и встать у руля судна. Может быть, я даже посплю всю ночь, не просыпаясь в холодном поту.
– Хочешь подождать подруг или принести тебе что-нибудь? – спрашивает Ханна, когда я проскальзываю за столик.
Взгляд невольно падает на ее тонкую талию, и я чувствую укол зависти. Интересно, будет ли моя талия когда-нибудь такой же? Мое тело кажется мне чужим. Крутой холм на месте моего живота – не то, от чего можно избавиться, сев на диету. Там будет человек. И этот холм будет только расти.
– Молоко, – неохотно говорю я. Содовая – в списке вредных для меня продуктов, равно как и все остальное хорошее и прекрасное в этом мире.
Когда Ханна неспешно уходит прочь, появляется Хоуп.
– Что случилось? Твое сообщение выглядело так зловеще. – Она сбрасывает с плеч свой тренч и шлепается на стул напротив. – С Гарвардом же все в порядке, да?
– Давай подождем, пока придет Карин.
Она сильно хмурится.
– С тобой все в порядке? Бабушка не болеет?
– Нет, с ней все в порядке. И с Гарвардом – тоже. – Я с нетерпением смотрю на дверь, страстно желая, чтобы пришла Карин.
Хоуп продолжает лезть с расспросами.
– Рэй упал со скалы? Нет, это была бы хорошая новость. О боже, неужели он сломал ногу, и ты должна ухаживать за ним?
– Заткнись. Не надо искушать судьбу такими предположениями.
– Ага, все еще можешь шутить. Значит, это не конец света. – Хоуп подает сигнал Ханне, а затем переводит взгляд на меня. – Окей. Итак, это не твоя бабушка, с Гарвардом все в порядке, а Рэй по-прежнему тот же засранец, что и всегда, тогда что? Мы тебя неделями не видели.
– Я скажу, когда придет Карин.
Она расстроенно всплескивает руками.
– Карин всегда опаздывает!
– А у тебя никогда нет терпения. – Я невольно задаюсь вопросом, каким будет мой ребенок. Непунктуальным, нетерпеливым, заводным или, наоборот, спокойным? Надеюсь, последнее, ведь сама я всегда так нервничаю. Хотелось бы, чтобы Такер накачал меня собственным терпением, а не спермой. К сожалению, это так не работает.
– Ты права, – Хоуп ерзает на месте. – Как Такер? У вас, ребята, все по-настоящему.
– Да, у нас есть кое-что, – бормочу я.
– Что это значит? Вы встречаетесь с конца октября, больше четырех месяцев. В Сабрина-ленд вы могли бы уже обручиться.
Если быть точнее, то восемнадцать недель и три дня, но кто считает, кроме меня и моей акушерки?
Прежде чем Хоуп успевает спросить еще что-нибудь, с привычным «простите, я опоздала» влетает Карин и обнимает нас обеих сразу.
Тут же появляется Ханна с моим молоком и еще двумя меню, но сразу уходит обслуживать другой столик.
Хоуп хватает Карин за талию и втаскивает ее за столик.
– Мы тебя прощаем, – говорит она, затем поворачивается и сурово смотрит на меня: – Выкладывай.
– Карин еще даже пальто не сняла, – протестую я, хотя даже не знаю, зачем оттягиваю неизбежное. Стыдно не знать, как правильно пользоваться контрацептивами, а рожать ребенка – нормально. По крайней мере, это – моя текущая мантра.
– К черту Карин с ее пальто. Она тут. Давай говори.
Я делаю глубокий вздох и, поскольку нет легкого способа сказать это, просто выпаливаю:
– Я беременна.
Карин застывает, не успевая до конца снять пальто.
Хоуп роняет челюсть на пол.
Рукой, застрявшей в рукаве, Карин подталкивает Хоуп.
– Сегодня первое апреля? – спрашивает она, не сводя с меня взгляда.
Даже отвечая Карин, Хоуп, как и все остальные, не может оторвать от меня взгляд.
– Не думаю, хотя уже сомневаюсь.
– Это не шутка. – Я делаю глоток молока. – Почти пять месяцев.
– Пять месяцев? – Хоуп кричит так громко, что почти все в забегаловке поворачиваются в нашу сторону. Склонившись через стол, она повторяет это, на этот раз шепотом: – Пять месяцев?
Я киваю, но, прежде чем успеваю добавить что-то еще, подходит Ханна, чтобы принять заказ. Аппетит Хоуп и Карин, очевидно, испорчен новостями, но я голодна, так что заказываю сэндвич с индейкой.
– У тебя уже есть живот? – Хоуп по-прежнему выглядит немного растерянно.
– Небольшой. Я все еще могу носить эластичные брюки. Но никаких джинсов в обтяжку.
– Ты была у врача? – спрашивает она. Карин все так же молчит.
– Да, у меня страховка на работе. Вроде все хорошо.
– Ты планировала расказать об этом после того, как родишь? – с горечью говорит Карин.
– Я даже не была уверена, что сохраню его, – признаюсь я. – А когда приняла решение… мне было стыдно. Я не знала, как вам сказать, девчонки.
– Знаешь, еще не слишком поздно, – отвечает Хоуп с ободряющей улыбкой.
Карин светлеет от этой мысли.
– Точно. Ты все еще можешь сделать аборт до конца третьего триместра.
То, что они не поддерживают меня, ранит, но вместе с тем почему-то лишь укрепляет решимость. Вся моя жизнь – это сомнения в себе, которые постоянно приходится преодолевать.
– Нет, – твердо говорю, – я хочу этого.
– А как же Гарвард? – требовательно спрашивает Хоуп.
– Я все еще собираюсь там учиться. Ничего не изменилось.
Мои подруги обмениваются взглядами, которые как бы говорят: «Она безнадежда, вопрос только в том, кто скажет ей об этом». Полагаю, это право получает Хоуп.
– Ты действительно думаешь, что ничего не поменялось? – спрашивает она. – У тебя ведь будет ребенок.
– Знаю. Но миллионы женщин рожают детей каждый день и продолжают оставаться дееспособными людьми.
– Тебе будет очень тяжело. Кто будет смотреть за малышом, пока ты на занятиях? Как ты собираешься учиться? – Она тянется через стол, чтобы пожать мою безвольно лежащую руку. – Я просто не хочу, чтобы ты чувствовала, будто совершаешь ошибку.
