Такер надувает губы.
– Но подумай, как волнительно будет, когда доктор воскликнет: «Это мальчик!» или «Это девочка!».
Это его главный аргумент. Честно говоря, я не хочу больше никаких волнений в своей жизни. Ситуация дома и так слишком накалена, бабушка ежедневно отчитывает меня из-за того, что я залетела, ругает за то, что сохраняю ребенка, и постоянно напоминает о том, что не будет бесплатной сиделкой потому лишь, что она – моя бабушка. И, конечно, там есть Рэй со своими ехидными замечаниями по поводу моей распущенности, моего большого живота и моей глупости, ведь я не знаю, «как пользоваться презервативами».
Рэй меня не колышет. Бабушка… ну, я уверена, она оттает, когда возьмет на руки правнучку или правнука. Она всегда была неравнодушна к младенцам.
– Я хочу знать сейчас, – хныкаю я, не заботясь о том, что похожа на впавшую в истерику пятилетку.
– Как насчет этого? Сыграем в «камень, ножницы, бумага»?
Ну да, мы будем отличными родителями.
– Хорошо. – Я разминаю пальцы, что заставляет его хихикать. – Готов?
– Готов.
Мы считаем в унисон. На счет «три» разжимаем руки. Он выбрал бумагу. Я – камень.
– Я выиграл, – самодовольно говорит он.
– Прости, детка, но ты проиграл.
– Бумага оборачивает камень!
Я ухмыляюсь.
– Камень придавливает бумагу, так что та не может улететь. Он как бы берет ее в ловушку.
Громкий вздох наполняет комнату.
– Я не выиграю в этом споре, да?
– Ага. – Но прямо сейчас он выглядит так мило, что я предлагаю компромисс. – Как насчет этого: ты можешь выйти из комнаты, когда врач будет смотреть? Клянусь, что ничего не выдам и буду прятать детские вещи в шкаф, так что ты не увидишь, что я покупаю.
– Договорились.
Нас прерывает приход специалиста, который приветливо здоровается со мной, а потом просит приподнять свободно облегающую рубашку, чтобы он смог обмазать мой живот холодным гелем.
– Мочевой пузырь полный? – спрашивает врач.
– Он всегда полный, – сухо отвечаю я.
Тот смеется в ответ.
– Не волнуйтесь. Это не займет много времени. Скоро сможете писать сколько душе угодно.
– Великолепно, мечты сбываются.
Мне уже делали УЗИ, так что я не беспокоюсь, когда специалист замолкает, приступая к делу. Время от времени он делает замечания по тому или иному поводу, вроде того, что позвоночник ребенка напоминает жемчужную нить или что, слава богу, у него по десять пальцев и на руках, и на ногах.
Такер стоит рядом в молчаливом восторге, наблюдая за зернистым изображением на экране. В какой-то момент он наклоняется, целует меня в лоб, и по телу разливается тепло. Я рада, что он здесь. По-настоящему рада.
– Окей. Мы закончили. – Стирая гель с моего живота, специалист нажимает кнопку, и машина жужжит, выплевывая распечатку картинки УЗИ. Он не отдает ее нам, вместо этого говорит:
– Врач скоро будет, чтобы поговорить с вами. Если нужно в туалет, это на две двери дальше, налево.
Такер коротко смеется, когда я тут же соскакиваю со стола.
– Скоро буду, – говорю ему я, выскальзывая из комнаты.
Когда я вновь захожу в смотровую, доктор Лаура уже там, болтает с Таком. Когда мы с ней познакомились, я не знала, что думать. Звать доктора по имени казалось мне странным, непрофессиональным с ее стороны или типа того, но теперь я уверена: эта женщина знает свое дело. Ей слегка за тридцать, и она не порет чушь, что мне особенно нравится.
– Итак, папочка тут говорит, вы спорили о том, стоит ли узнавать пол ребенка, – поддразнивает она, когда я вхожу.
– Папочка был упрям, – ворчу я.
Такер раскрывает рот от удивления.
– Не-а. Это мамочка – упрямица, которая не любит сюрпризы.
Я провожу рукой по выпирающему животу, который стал заметен за прошедший месяц.
– Это для тебя недостаточный сюрприз? – спрашиваю я.
Доктор Лаура фыркает и смотрит на папку с файлами в руке.
– Ну, у нас очень четкий для ультразвука снимок. Поскольку Сабрина – мой пациент, а вы – нет, Джон, я скажу ей пол ребенка, если она этого хочет.
– Предатель, – шутливо говорит он, глядя на меня.
– Я хочу знать, – обращаюсь я к врачу, а затем киваю Такеру. – Ты можешь выйти из комнаты, папочка.
– Не-а, я передумал. Хочу знать.
Я беспокойно смотрю на него.
– Ты уверен?
Он кивает.
– Ну, тогда ладно. Выкладывайте, – говорю я врачу.
Ее глаза блестят.
– Поздравляю! У вас будет девочка.
Я задыхаюсь, кислород, кажется, перестает поступать в легкие. Пульс учащается, и кажется, что все окружающее, весь мир вдруг становится четче. Цвета кажутся ярче, воздух – прозрачнее, и все происходящее – эта жизнь внутри меня – вдруг ощущается настоящим.
– У нас будет девочка, – выдыхаю я, оборачиваясь к Такеру.
Взгляд у него почти благоговейный.
– У нас будет девочка, – шепчет он.
Доктор позволяет нам принять эту новость, а затем, прокашлявшись, продолжает:
– В целом все выглядит отлично. Ребенок здоровый, сердечный ритм уверенный и ровный. Продолжайте принимать витамины, старайтесь не перенапрягаться, увидимся через четыре недели.
У двери она задерживается и подмигивает Такеру.
– Касаемо того, о чем вы спрашивали: все функционирует как обычно.
Как только она выходит, я хмурюсь, глядя на него.
– О чем ты спрашивал?
Он загадочно пожимает плечами.
– Просто вопрос отца. – Он берет меня за руку. – Пошли. Хочу показать тебе кое-что, прежде чем отвезу домой.
Я морщу лоб.
– Показать мне что?
– Это сюрприз.
– Разве мы не установили, что я не люблю сюрпризы?
Он смеется.
– Поверь, этот тебе понравится.
27
Сабрина
– Что мы тут делаем? – спрашиваю я через пятнадцать минут, оглядывая улицу, на которую только что повернул Такер. Район кажется недостроенным. Он расположен всего в пяти минутах от моего дома, поэтому, конечно же, неудивительно, что вид у него не ахти.
– Терпение, – говорит он с упреком, паркуясь у обочины десятиэтажного кирпичного дома.
Я собираю все оставшееся терпение и жду, когда он откроет мою дверь. Этот парень не позволяет мне открывать дверь машины. Как будто не понимает, что у меня тоже есть руки.
