– Люди говорят: сперва брак, а любовь придет потом. Это на самом деле так?
– В вашем случае – да.
– Это будет… – он не закончил фразу, не подобрав нужного слова. Он всегда был уверен, что никогда не женится, поэтому и не пытался вообразить, как это будет выглядеть.
Мори осторожно прикоснулся своим бокалом к его:
– Поздравляю.
Таниэль вдохнул полной грудью, его переполняло возмутительное, изумившее его самого ощущение счастья. Раньше его волновал предстоявший разговор с лордом Кэрроу и тревожила мысль о том, что представляет собой кенсингтонский дом, наводивший ужас при одном упоминании; так продолжалось до тех пор, пока он не осознал, что все это время ждал, чтобы Мори сказал что-нибудь, не давая ему при этом возможности высказаться.
– Я, наверное, говорю идиотские вещи, – сказал он, не зная, как еще можно извиниться так, чтобы это не звучало бессовестно.
Острая линия ключицы Мори приподнялась на миг углом и вновь приняла горизонтальное положение. Блики от огня высветили ямку между косточками. Мори снял галстук и воротничок.
– Так и есть. Но это хороший знак, – он слегка улыбнулся. Когда он молчал, казался мальчишкой не старше Юки.
Таниэль поставил на стол бокал и достал из кармана часы. Черные глаза Мори следили за его движениями.
– Это ведь вы оставили их у меня, правда? Но почему?
– Вы мой друг и могли погибнуть. И вы не стали бы прислушиваться к словам незнакомца где-нибудь в кофейне. Необходимо было что-то, что надолго заняло бы ваши мысли.
– Так оно и случилось. А для чего был нужен дополнительный часовой механизм?
– Чтобы, измеряя расстояние, определять, где вы находитесь. Если бы сигнал раздался в неправильное время, вы оказались бы в момент взрыва в опасном месте. Вы не знали, что надо прислушиваться к сигналу, поэтому он не мог быть привязан к конкретному времени. Но этот механизм утяжеляет часы. Если хотите, я могу его вынуть.
– Нет… нет, – Таниэль удивлялся, как он мог не понять этого раньше. Если бы часовщик знал, что он прислушивается к сигналу, у него бы не было необходимости определять его местонахождение.
– Но я пытался от них избавиться. Если бы скупщик согласился их у меня взять…
– Вы читали гарантию? – снова улыбнулся Мори.
– Конечно же, нет.
– Третий параграф. Все часы являются пожизненной собственностью их владельца. Если часы сломаются, я починю их бесплатно, а если вы их потеряете или продадите, вам должны будут их вернуть. Скупщики от них теперь отказываются, так как вскоре они исчезают. Очевидно, что некоторые люди, продавая часы, не хотят получить их обратно, но, тем не менее, приятно, когда вещи окружены неким мистическим ореолом.
– Вы порой вызываете тревожное чувство.
– Извините, – Мори опустил глаза вниз. – Как бы то ни было, но я хочу лечь. Я чересчур много выпил.
Мори пожелал ему спокойной ночи, и, когда он ушел, Таниэль перебрался в его кресло. От долгого сидения на каменной плите перед камином у него ломило спину. Из кресла через полуоткрытую дверь ему было видно, что Мори остановился на лестнице. Он стоял, скрестив руки на груди, уставившись куда-то перед собой. Постояв так с минуту, он снова стал подниматься по ступеням. Таниэль прислушался: тишина была столь глубокой и ясной, что он мог слышать призраков из тридцати шести или тридцати семи возможных миров, в которых Грэйс не выигрывала в рулетку и не натыкалась на него, отступив от стола. Ему хотелось вернуться назад и чтобы шарик остановился на другом номере. Он бы ничего не узнал и остался бы жить на Филигранной улице, быть может, на много лет, был бы счастлив и не украл бы эти годы у одинокого человека, слишком порядочного, чтобы самому сказать ему об этом.
XX
Закрутившись в водовороте событий, Таниэль совершенно позабыл о сделанном ему Салливаном предложении. Только освобождая карманы перед предстоящей утренней стиркой, он обнаружил визитную карточку Салливана. Первая репетиция должна была состояться вечером в воскресенье, через два дня.
В назначенный день он прямо из Уайтхолла отправился в театр «Савой», придя туда заранее, чтобы было время ознакомиться с партитурой. Он бывал здесь и раньше, но только во время представлений, когда театр был заполнен публикой. Пустой зал походил на пещеру. Таниэль слегка отступил назад, чтобы видеть балконы. Они располагались двумя ярусами, охватывая подковой арку просцениума. В пахнущей мастикой и пылью оркестровой яме уже ожидала репетиции пара скрипачей. Таниэль уселся перед новым роялем и поднял крышку. Клавиши рояля были из настоящей слоновой кости. Таниэль некоторое время сидел, глядя на свое бледное отражение в них.
Наконец он притронулся к одной из клавиш. Таниэль ощутил гул струны, с которой она соединялась, и звук наполнил до того тихую оркестровую яму. Ноты уже стояли на пюпитре. Он тихонько проиграл первую строчку. Заискрились легчайшие оттенки. Что-то в его сознании, годами пребывавшее в вывихнутом состоянии, вдруг встало на свое природное место, заставив его вздрогнуть от неожиданности. Откинувшись назад, Таниэль начал просматривать ноты, затем, найдя более сложный отрывок, сыграл его, но он был слишком мал и не мог служить в качестве настоящей проверки, поэтому Таниэль попробовал несколько строчек из моцартовского концерта, извлеченных из позабытого хранилища где-то в глубине его памяти. Они сохранили свою свежесть.
Так было и со всем остальным. Таллис без педалей, Гендель, даже та его ужасная пьеса для органа, которая, казалось, была сочинена для исполнителя с тремя руками. Он думал, что все это ушло, но выяснилось, что он просто на годы запер себя в нескольких маленьких каморках, думая, что все здание разрушено. Это было не так. Там были лабиринты из коридоров и дверей и масса пыли, но, когда раздвинулись портьеры и упали драпировки, обнаружилось, что все сохранилось в прежнем виде и даже не потускнело. Он снял руки с клавиш и сидел, положив их на колени, мысленно осваивая новые пространства.
Кто-то легонько, малиново побренчал по двум верхним клавишам. Ему улыбался мистер Салливан.
– Как вам партитура? Боже мой, с вами все в порядке?
– Я… это пыль, я думаю, у меня на нее реакция. С партитурой удобно работать. Спасибо.
– Отлично, отлично, – он наклонился к Таниэлю. – Я надеюсь хорошо все это отрепетировать к октябрю, до того, как сюда прибудет один важный гость. Примерно к двадцатым числам. Как вы думаете, у нас получится?
Таниэль утвердительно кивнул.
– А кто приезжает?
– Министр из Японии, мистер Ито. Он приедет для какого-то официального мероприятия в Уайтхолле, но здешний японский посол упомянул в разговоре с ним оперетту, и он сказал, что хотел бы ее посмотреть, и, конечно, получил приглашение. Это будет особенное представление в японской выставочной деревне, – он смущенно улыбнулся. – Я поначалу довольно легкомысленно отнесся к визиту азиатского министра, но оказалось, что это очень важная шишка. Вам приходилось о нем что-нибудь слышать? Вы ведь, кажется, работаете в Форин-офисе?
