– К колледжу Леди-Маргарет-Холл, пожалуйста, – распорядилась Грэйс, и кэб загрохотал по булыжной мостовой.
Колледж Леди-Маргарет находился на дальнем конце длинного широкого проспекта. Они миновали библиотеки, жилые дома, затем стены Кэбл-колледжа из красного кирпича, выложенного зигзагообразным узором, – Грэйс он казался нелепым, она подозревала, что подрядчики попросту не смогли достать настоящий котсуолдский песчаник, так как колледж, в котором обучался Мацумото, скупил весь камень для строительства своих новых зданий.
В Леди-Маргарет тоже поговаривали о необходимости расширения, и Грэйс надеялась, что планы эти осуществятся. Когда кэб остановился у входа в колледж, Грэйс поразилась тому, как убого выглядело здание даже в сравнении с Кэблом. Она почти никогда не нанимала кэб, так что никогда так быстро не переходила от величественных оксфордских шпилей к своему колледжу, и поэтому редко замечала его крошечные размеры. Его даже трудно было назвать настоящим колледжем, если сравнивать с остальными. Снаружи он выглядел, скорее, как помещичий дом – со стенами из белого камня, красиво увитыми диким виноградом, в окружении кустиков лаванды, – однако не слишком представительным. В нем проживало всего девять студенток.
Сегодня, вопреки обыкновению, здесь царило оживление. Подъезжали кэбы, из них выпархивали дамы с зонтиками и направлялись к дверям под руку с мужьями или слегка впереди них. Некоторые из мужчин, завидев Мацумото, устремлялись ему навстречу с надеждой во взглядах.
– О, Грэйс, решили наконец-то присоединиться к нам?
– Добрый день, Берта, – улыбнулась ей в ответ Грэйс, чувствуя, однако, что улыбка у нее получилась больше похожей на гримасу. Берта жила в соседней комнате, она изучала классические языки – по мнению Грэйс, самый бесполезный предмет из всех возможных. Трудно найти тему для разговора с персоной, которая проводит свои дни в постижении лингвистической премудрости людей, живших более двух тысячелетий тому назад. Конечно, и Мацумото имел достаточно странные пристрастия, но античники были, к тому же, сплошь истовыми католиками. В настоящий момент Берта маячила у главного входа с видом важным, как у епископа.
– Вы, быть может, хотите переодеться во что-нибудь более приличествующее случаю? – спросила она, приподняв бровь при виде мужского костюма Грэйс.
– Да, тут и впрямь слишком жарко.
Стянув с себя пиджак, Грэйс вручила его Мацумото.
– Я вернусь через минуту, но тебе не нужно меня ждать.
– Кто это? – поинтересовалась Берта. – Вход со слугами запрещен. Здесь и так тесно.
– Это Акира Мацумото. Он не слуга, а троюродный брат императора.
– Вы говорите по-английски? – спросила Берта слишком громко.
– Да, – невозмутимо отвечал Мацумото, – хотя, должен признаться, я неважно ориентируюсь в пространстве на всех языках. Не могли бы вы мне напомнить, где я должен ожидать? Мне в прошлый раз объясняли, но я забыл.
– Пройдите прямо и налево. Там будут освежительные напитки и закуски, и… ну да, – сказала сбитая с толку Берта.
Мацумото улыбнулся и проскользнул мимо нее в сторону комнаты для ожидания, откуда доносился запах табачного дыма. Грэйс смотрела ему вслед. Она не могла до конца понять природу его шарма: был ли он следствием глубоко укорененного человеколюбия или же просто помогал ему при всех обстоятельствах получать желаемое. Ей хотелось думать, что первое предположение было наивным, а второе – более реалистичным, но он всегда вел себя одинаково. Ее собственного добродушия, как правило, хватало не больше чем на двадцать минут. Она тряхнула головой и неторопливо пошла наверх переодеваться.
Брат подарил Грэйс на день рождения карманные часы с двумя крышками: под одной находился циферблат, а на обратной стороне был филигранный решетчатый узор. При открывании задней крышки этот узор, перегруппировавшись, превращался в силуэт крошечной ласточки. Искусный часовой механизм приводил фигурку ласточки в движение: позвякивая серебряными крылышками, она летала и пикировала вниз, оставаясь на внутренней стороне крышки. Грэйс захватила часы с собой, чтобы чем-то себя развлечь. Когда она вошла в зал, собрание уже началось, и она тихонько проскользнула в задний ряд. Достав часы, Грэйс провела ногтем по клейму, оставленному мастером на задней крышке. К. Мори. Скорее всего, итальянец, англичанам не свойственно столь богатое воображение.
Берта стояла на сцене, на том месте, где обычно находился преподавательский стол, и, сцепив перед собой ладони и мило краснея, произносила речь. Из зала время от времени раздавались жидкие апплодисменты. Вся ее речь состояла из банальностей. Грэйс стала открывать и закрывать крышку часов, следя за порханием ласточки, и при каждом открытии и закрытии крышки раздавался резкий щелчок. Этот звук, однако, нисколько не раздражал сидящих рядом женщин: они были заняты вязанием.
– Итак, – продолжала Берта, – я полагаю, что наш союз должен оказывать всемерную поддержку правительству мистера Гладстона, используя наше влияние на мужчин, а также собирая пожертвования для его партии. Есть ли желающие выступить?
Дама в белом капоре подняла руку.
– Я не уверена насчет мистера Гладстона, – сказала она. – Вряд ли можно полностью ему доверять. Мой дядя занимается френологией, и он говорит, что у мистера Гладстона типичная для лжеца форма черепа.
– Это абсолютная чепуха, – возразили ей из зала. – Мой муж работает в Хоум-офисе и считает его образцом джентльмена. На Рождество он угостил вином всех своих сотрудников.
Грэйс перевернула часы циферблатом вверх, сожалея, что гений мистера Мори не изобрел устройства для ускорения времени. Прошло всего пятнадцать минут. Собрание продлится как минимум еще час. И действительно, у Берты ушло примерно столько времени, чтобы изложить свое предложение. Когда, наконец, общее согласие было в целом достигнуто, в двери просунулась голова привратника, который, прочистив горло, объявил:
– Хм, дамы… Джентльмены просят сообщить, что они отправляются по своим клубам.
По залу волной пробежало движение, женщины спешили поймать своих близких, чтобы те не забыли развезти их по домам. Грэйс выскользнула из зала первой и нашла Мацумото, ожидавшего ее у выхода, прислонившись к дверному косяку.
– Вот и все, – сказал он. – Долг исполнен. Не так-то это было и сложно, правда?
– Ты так говоришь, потому что тебя там не было. Пойдем скорей отсюда. Если женщины получат избирательные права, я эмигрирую в Германию.
У него насмешливо приподнялись уголки губ.
– Это так неженственно с твоей стороны.
– Если бы ты только слышал, что они несли! О, мы не можем поддержать Гладстона, потому что у него такая нелепая прическа, но нет, постойте, на самом деле он славный человек, пусть даже у него такой чудной нос…
Они вышли на улицу, где к вечеру стало уже прохладней, и Мацумото, приподняв бровь и посмотрев на нее, сказал:
